Сонет 24
Изобразил глазами твой портрет
я на картоне сердца моего;
рисунок в тело вставлен, как в багет,
но перспектива здесь важней всего.
На вещи сквозь художника гляди
и выставки чудесный вернисаж
увидишь в мастерской моей груди,
где искрится очей твоих витраж.
Мои глаза с твоими заодно:
мои рисуют, а в твои порой
заглядывает солнце, как в окно
души моей, влюбившись в образ твой.
Глаза отображают внешний вид,
а к сердцу твоему им путь закрыт.
Сонет 25
Кому созвездия благоволят,
тот славу заслужил ещё с пелён,
а у меня с фортуною разлад:
я неприметной честью наделён.
На золотой подсолнечник похож
сиятельной особы фаворит,
но может и погибнуть ни за грош,
когда вельможа хмуро поглядит.
Всего один проигрывает бой
бывалый воин, доблестный солдат,
и те, кого когда-то спас герой,
его из хроник вычеркнуть велят.
А мне навек дана любовь одна:
я верен ей, и мне она верна.
Сонет 26
Любви моей светлейший сюзерен,
не ради красных слов твой сателлит,
к достоинствам твоим попавший в плен,
тебя почтить посланием спешит.
Хотя изящной речи не припас
немудрый твой должник в письме своём,
но ты сумеешь мой нагой рассказ
вообразить изысканным послом.
А если путеводная звезда
меня своим сияньем осенит,
то ты оценишь раз и навсегда
моей любви преображённый вид, —
И я тебе откроюсь… А пока
приходится любить издалека.
Сонет 27
Валюсь я с ног, усталый пешеход,
но только доберусь до топчана,
от мыслей кругом голова идёт,
и дремлющему телу не до сна.
Я всей душою, словно пилигрим,
к тебе стремлюсь разлуке вопреки
и в темноту, доступную слепым,
вперяю беспокойные зрачки, —
чтобы незримый образ твой – точь-в-точь
алмаз лучистый – предо мной возник
и вспыхнула безрадостная ночь,
и нежным стал её угрюмый лик.
Ни днём, ни ночью нет покоя мне:
с утра – в дороге, вечером – во сне.
Сонет 28
Лишённый права наслаждаться сном,
могу ли жить, не ведая забот,
чьё бремя, тяжелея день за днём,
из ночи в ночь усиливает гнёт?
Раздоры прекратив между собой,
меня взялись тиранить день и ночь
дневным трудом и горестью ночной
за то, что от тебя уехал прочь.
Я льстиво дню твердил, что облака
ты бы своим сияньем растопил;
а смуглой ночи, – что наверняка
ты бы затмил рои ночных светил.
Но всё сильней тоска день ото дня,
из ночи в ночь грызущая меня.
Сонет 29
Когда, фортуной проклят и убит,
я к небу шлю свой бесполезный плач,
скорблю от унижений и обид,
браню себя и время неудач, —
как я хотел бы, чтобы испокон
я был красив, талантлив и богат,
и счастлив, и друзьями наделён,
и много худшей доле был бы рад.
Но чувствую за эти мысли стыд
я, о тебе припомнив, и душа,
расправив крылья, птицею парит,
к небесному преддверию спеша.
Любой король тогда меня бедней,
когда я вспомню о любви твоей.
Сонет 30
Когда я память вызываю в суд
бесстрастных размышлений, то на зов
чредой мои утраты предстают,
и вновь я их оплакивать готов.
Рыдать отвыкший, плачу я навзрыд
о тех моих любимых и друзьях,
кто ночью бесконечною укрыт,
и чьи глаза померкнули впотьмах.
И горько мне, и с горем пополам
я скорбный подвожу скорбям итог
и заново плачу по всем счетам,
хотя по ним расплачивался в срок.
Но если твой я вспоминаю взгляд,
то нет потерь, и всё идёт на лад.
Сонет 31
Ты предоставил грудь свою сердцам,
что я давно умершими считал.
Уютно и любимым, и друзьям
там, где любовь и дружба правят бал.
Любовь исторгла из моих очей
потоки влаги – подать мертвецам,
которые, покинув мир теней,
в тебя переселились, словно в храм.
Но траур по возлюбленным моим
не означает, что любовь мертва;
и оттого, что им необходим,