20. «Тебе девичий лик природой дан благою…»
Тебе девичий лик природой дан благою –
Тебе, что с ранних пор владыкой стал моим,
И нежный женский пыл, но незнакомый с тою
Податливостью злой, что так присуща им,
И боле страстный взор и менее лукавый,
Златящий все, на что бывает устремлен;
Но цвет лица – мужской, со всей своею славой,
Опасный для мужей и милый для их жен.
Ты б должен был, мой друг, быть женщиной наружно,
Но злой природы власть, увы, тебе дала,
Мой ненаглядный, то, что вовсе мне не нужно,
И тем меж нами нить любви перервала.
Но если создан ты для женского участья,
То мне отдай любовь, а им – тревоги счастья.
21. «Я не похож на тех, чья Муза, возбуждаясь…»
Я не похож на тех, чья Муза, возбуждаясь
К святому творчеству живою красотой
И в гордости своей самих небес касаясь,
Красавицу свою равняет то с луной,
То с солнцем золотым, то с чудными дарами,
Лежащими в земле, в глубоких безднах вод,
И, наконец, со всем, что вкруг нас и над нами
В пространстве голубом сияет и живет.
О, дайте мне в любви быть искренним – и верьте,
Что милая моя прекрасней всех других,
Рожденных женщиной; но как ее ни мерьте,
Все ж будет потемней лампад тех золотых,
Что блещут в небесах! Пускай другой добавит!
Ведь я не продаю – чего ж ее мне славить?
22. «Мне зеркало не скажет, что я стар…»
Мне зеркало не скажет, что я стар,
Пока и ты, и юность тех же лет.
Но чуть в тебе погаснет вешний жар,
Я буду ждать, чтоб смерть затмила свет.
Ведь блеск твоей небесной красоты –
Лишь одеянье сердца моего.
Оно в твоей, твое ж в моей груди,
Так как ему быть старше твоего?
Поэтому будь осторожен, милый,
И в сердце сердце буду холить я
Твое, ему все отдавая силы,
Как холит няня слабое дитя.
Не взять тебе его назад, оно
Не с тем, чтобы отнять, мне отдано.
23. «Как на подмостках юный лицедей…»
Как на подмостках юный лицедей
Внезапным страхом выбитый из роли, –
Иль как не в меру пылкий нрав людей
В избытке мощи непокорен воле, –
Так в миг признанья забываю я
Все правила любовного искусства,
Подавленный, теряю все слова
Под бременем восторженного чувства.
Прими ж мои творенья как немого
Предстателя клокочущей груди,
Который молит, ждет наград без слова
И глубже уст умеет потрясти.
Любви безмолвной речь учись читать,
Умей, глазами слыша, – понимать.
24. «Мой взор, как живописец, закрепил…»
Мой взор, как живописец, закрепил
Твои черты в сокровищнице чувства:
Внутри меня, как в раму заключил
И оттенил по правилам искусства.
И только там сумеешь ты найти
Правдивое твое изображенье:
Оно висит в стенах моей груди,
Твои глаза там вместо освещенья.
И вот глаза глазам здесь услужили:
Мои – твой лик писали, а твои
Лучами света окна заменили,
И солнце шлет им радостно свои.
Но одного глаза не могут дать:
Рисуя лик, им сердца не видать.
25. «Пусть баловня изменчивой толпы…»
Пусть баловня изменчивой толпы
Пленяют блеск и внешние награды, –
А я, лишенный этих благ судьбы,
Таю в тиши сердечную отраду.
Любимцы королей свой пышный цвет –
Как лютик солнцу – к трону обращают,
Но гордости у них и следа нет:
Суровый взгляд их счастье убивает.
Герой войны, прославленный в боях,
Хоть раз вслед тысячи побед сраженный,
С вершины славы падает во прах,
Тем, за кого сражался, посрамленный.
А я, любя, тем счастлив, что любим,
Незаменимому – незаменим.
26. «Мой властелин, твое очарованье…»
Мой властелин, твое очарованье
Меня к тебе навеки приковало.
Прими ж мое горячее посланье.
В нем чти не ум, а преданность вассала.
Она безмерна, ум же мой убог:
Мне страшно, что не хватит слов излиться…
О, если бы в твоих глазах я мог,
Любовию согретый, обновиться!
О, если бы любовная звезда