Девушка была рада, что ее дочь растет в условиях, где царит равноправие полов. В том городе, который она покинула пятнадцать лет назад жили по другим порядкам2.

– Ну а какие ты испытываешь чувства к своему сыну? – вывел ее из задумчивости мамин вопрос.

– Что ты имеешь ввиду? – уточнила женщина и напряглась.

Где-то здесь сидела ее заноза, которую она так и не смогла вытащить.

– Ну ты сразу полюбила его или как? – ошарашила вопросом мать.

– Конечно сразу, – удивилась Тома.

– Это хорошо, – сказала мама, – а то у нас одна знакомая, ну ты помнишь ее, тетя Софико, так и не смогла полюбить усыновленного ею племянника. Так и живут несчастные оба. Хорошо, что у тебя не так.

Тома резко перевела разговор на другую тему и немного поболтав ни о чем, отключилась, понимая, что сил на дальнейший разговор с матерью у нее больше нет.

«Я не люблю его, – подумала она с ужасом глядя на играющего с погремушкой малыша, – я все время пытаюсь уговорить себя, что у меня все хорошо. Но, выходит, я просто его не люблю»

Женщина медленно подошла к сыну, а тот увидев мать заулыбался, задергав ручками и за агукал.

Тома прижала сына к груди и прошептала:

«Как можно тебя не любить, сынок? Мы обязательно справимся с этим. Я буду тебя очень сильно любить. Вот увидишь».

Видимо, крепкие объятия матери пришлись не по нраву малышу, и он захныкал. Она бережно положила его в кроватку и задумалась.

«Обещаю, – прошептала Тома, – что ты никогда не узнаешь моего отношения к тебе. И даже если моя любовь к тебе и не проснется, я сделаю все, чтобы ты никогда не узнал об этом. И не только ты, но и все мои близкие».

С этого дня у нее появилась тайна, которую она тщательно скрывала от родных. Тома точно знала, что все родители обязаны любить своих детей. Только вот сердцу не прикажешь…

Время шло, а любовь не приходила.

Иногда, сидя у детской кроватки и наблюдая за радостным гуканьям Антошки, она вспоминала, как держала его в свое первое знакомство на руках, как счастливо замирало у нее сердце от осознания того, что это маленькое существо скоро станет ее частичкой, но время шло, а любови не было.

Тома вспоминала с какой радостью ухаживала за своей маленькой дочкой и как тяжело ей дается этот декретный отпуск. Все было не так как с Милой и это пугало.

Освобождение от чувства вины наступало по вечерам, когда с работы возвращался Валерий. Она со спокойной душой передавала малыша в его крепкие мужские руки понимая, что сыну важен отец и уходила в комнату дочери, наслаждаться общением с ней. Миле к тому времени уже исполнилось 6 лет. Они готовились к школе.

В полтора года Тома собралась на работу.

– Любимая, – удивился Валерий, когда узнал о решении жены, – тебе не кажется, что Антоха слишком мал для садовской жизни?

– Ничего, – успокоила мужа женщина, – мужчина должен привыкать к спартанскими условиям с самого рождения.

– Так-то это так, – удивлялся решению Томы муж, подкидывая хохочущего сына к потолку, – но мы можем позволить себе не работать. Мне кажется ты слишком строга к нашему пацаненку. С Милой ты была более мягкой.

После этих слов, аргументов у нее не осталось, и Тома задержалась в декрете до трехлетия сына.

Пришло время отправлять Антона в сад, но тот всячески противился вступлению во взрослую жизнь. Он так сильно цеплялся за руки родителей, что оставить его в таком состоянии в саду не представлялось возможным.

– Интересно, – рассуждал Валерий, после очередных капризов сына, – почему другие дети спокойно идут в группу, а наш категорически против? Возможно, это связано с его несчастливым прошлым.