Богатые люди уважают себя, и на каком-то глубинном уровне понимают, что жить необходимо на природе, возле гор и водоемов, или возле моря. Правда, при этом уничтожая эту природу в других местах.

В окне автомобиля начали появляться пейзажи с картинок. Такое можно только увидеть на рекламных проспектах. Но вот оно, волшебство природы и красота прекрасного творения. Странно, что люди живут в своих клоповниках, в многомиллионных городах, где на один квадратный метр плотность 3-4 человека. При этом, когда видят в телевизоре или на фотографиях красоту гор, хотят оказаться там. Мечтают там жить или хотя бы побывать несколько дней. Но всегда находят массу оправданий, чтобы этого не делать. И так и живут. Хотя что-то внутри иногда нашептывает о том, что твое место – на природе. Но кто его слушает, этот голос? И что толку от того, что слышишь этот голос, ведь всё равно система не отпустит. Она будет цеплять тебя и приковывать к социуму любыми путями, лишь бы ты был рабом, работал на систему и служил ей.

«И я такой, как все, – грустно размышлял Сергей. – Я также, как и все, нахожу массу оправданий, чтобы не возвращаться к своим истокам. Сколько раз в мимолетном порыве хотел бросить всё и уехать подальше от города, от нервных и озабоченных людей. Сколько раз предлагали и работу, и жилье. Но нет. Говорил себе: «Я человек города, я не могу без запаха выхлопных газов, без круглосуточных ларьков и супермаркетов, без аптек и постоянного напряжения». Почему-то в голове заложена программа, что жить в деревне или селе – это деградация. Что там нельзя стать кем-то, сделать карьеру, самоопределиться. Там нет работы и денег. А поди ж ты, я еду сейчас в глухомань. Там даже и деревни, наверное, никакой нет. Но тот, кто живет в этой глухомани, не считает себя никчемным или деградирующим. У него нет этой программы. Нет страха, что останется без работы и не будет на что жить. Он сам создает работу, поэтому не боится остаться без нее».

Но Сергей даже не представлял, насколько всё «плохо» в этой глухомани. После нескольких поворотов и горных серпантинов вдруг открылась фантастическая картина из какой-то сказки. Впереди лежало небольшое горное озеро, окруженное лесом. Возле него стоял небольшой замок, а за ним – горная гряда.

И вдруг, увидев эту идиллическую красоту, у Сергея закружилась голова от того, что он вспомнил эту картину из своего давнего сна. Тот сон долго не мог его оставить равнодушным. После него он несколько месяцев ходил в глубочайшей депрессии, и, чтобы заглушить состояние, много пил.

И сейчас, увидев этот пейзаж перед собой, сон опять ясно и четко проявил себя. В том сне Сергей был в каком-то далеком прошлом. Озеро, лес, горы, дом. И он в незнакомых одеждах стоит на утёсе и смотрит далеко вдаль. А там – много дыма и апокалипсис, война и уничтожение. И ощущение было такое, что всё теряется, исчезает. Что весь мир, построенный на гармонии, любви, процветании, исчезает навсегда. Полностью разрушается и уничтожается.

И у того Сергея, стоящего на утёсе во сне и наблюдающего картину ада перед собой, внутри нарастает нестерпимая боль утраты, которая разливается по всему телу. Боль, которая в десятки раз сильнее любой физической, которая перерастает в глухое и нестерпимое одиночество. Не в физическом смысле, потому что физически людские особи остались на Земле. Скорее, одиночество душевное и духовное, связанное с потерей рода. Эту потерю невозможно описать словами или как-то объяснить.

И, проснувшись в холодном поту с металлическим привкусом крови во рту, Сергей тогда думал, что он сошел с ума. Потому что состояние утраты, боли и душевного одиночества остались. А ещё осталось ощущение, что это был не сон, а воспоминание из каких-то глубинных недр подсознания. Это состояние не проходило ни днем, ни ночью. Он не мог от него избавиться. Только напившись до отключки, он мог забыться тревожным сном без сновидений. Потом были сильные антидепрессанты и мощные транквилизаторы. И постепенно боль загнал куда-то глубоко, через время забылся и этот сон, и боль утраты, и то одиночество.