Поскольку Декарт рассматривает соотношение между вещами, а не природу каждой из них в отдельности, то в зависимости от точки зрения они могут представляться в разной степени абсолютными и относительными. С одной стороны, всеобщее в большей степени абсолютно, чем частное, с другой, всеобщее зависит от единичных вещей, а значит, относительно. По отношению к единичным вещам вид в большей степени абсолютен, а по отношению к роду – относителен. Причина и действие соотносительны по своей природе, однако с позиции познающего субъекта причина – абсолютна, а действие – относительно.
Именно в неустанном искании самого абсолютного и заключается весь секрет метода, ибо некоторые вещи кажутся более абсолютными с одной точки зрения, чем другие; рассматриваемые же иначе, они оказываются более относительными. Так, например, всеобщее, разумеется, более абсолютно, чем частное, потому что оно обладает более простой природой, но его же можно назвать и более относительным, ибо оно нуждается для своего существования в единичных вещах, и т. д. Иногда также некоторые вещи являются действительно более абсолютными, чем другие, но, однако, они еще не самые абсолютные из всех. Например, если мы рассматриваем отдельные предметы, то вид представляет собою нечто абсолютное, если же рассматриваем род, то вид становится относительным; для измеримых вещей абсолютно протяжение, для протяжения – длина и т. д. Наконец, для того, чтобы сделать более понятным, что мы рассматриваем здесь группы подлежащих нашему познанию вещей, а не природу каждой из них по отдельности, мы умышленно относим причину и равное к абсолютным вещам, хотя в действительности они по своей природе относительны, ибо для философов причина и следствие – коррелаты. Однако же если мы хотим понять действие, то должны сначала понять причину, а не наоборот. Равные вещи находятся во взаимном соответствии, но мы узнаем о неравенстве вещей только путем сопоставления их с равными, а не наоборот, и т. д.
Поскольку относительные явления требуют обоснования в чем-то ином, то должно быть нечто абсолютное, иначе мы рискуем уйти в дурную бесконечность, так и не найдя исходного основания для понимания. В связи с этим Декарт говорит о чистых и простых природах, которые усматриваются сами по себе независимо от каких-либо других явлений. Для их усмотрения нужны навык и острота разума.
Во-вторых, нужно заметить, что, строго говоря, очень мало существует таких ясных и простых вещей, которые можно интуитивно постичь с первого взгляда и через самих себя непосредственно, не через посредство каких-либо других, но с помощью опыта над ними самими или некоего присущего нам света; и я говорю, что их надлежит тщательно подмечать, ибо они являются тем, что мы называем простейшим в каждом ряде. Все же прочие мы можем познать не иначе как путем выведения их из этих вещей либо непосредственно и прямо, либо через посредство двух-трех различных заключений, либо многих различных заключений, число которых тоже необходимо отметить, для того чтобы знать, на сколько степеней они отстоят от первого простейшего положения. Такова везде связь следствий, порождающая те ряды искомых вещей, к которым надлежит свести всякую проблему, чтобы исследовать ее по правильному методу. Но так как очень трудно обозревать их все одновременно, а кроме того, они требуют не столько сохранения в памяти, сколько различения при известном изощрении ума, то нужно найти средство для воспитания последнего таким образом, чтобы всякий раз при первой надобности он тотчас же имел возможность их заметить. Для этого, как я знаю по собственному опыту, конечно, нет ничего более полезного, как приучаться обдумывать до тонкости мельчайшие детали того, что мы уже поняли ранее.