Она подняла веки, и наши глаза встретились.
«Хари», – хотел сказать я, но у меня как будто не было рта, лицо было мертвой тяжелой маской, и я мог только смотреть.
Ее глаза обежали комнату, голова пошевелилась. Было совсем тихо. За мной, в каком-то другом, далеком мире, из неплотно закрытого крана мерно капала вода. Хари приподнялась на локте. Села. Я попятился. Хари наблюдала за мной.
– Что, – спросила она, – что?.. Не… удалось? Почему? Почему ты так смотришь?..
И неожиданно страшный крик:
– Почему ты так смотришь?!
Снова стало тихо. Она посмотрела на свои руки. Пошевелила пальцами.
– Это… я?
– Хари, – произнес я беззвучно, одними губами.
– Хари?.. – повторила она, подняв голову, медленно сползла на пол и встала.
Пошатнулась, потом выпрямилась, прошла несколько шагов. Все это она делала в каком-то трансе, смотрела на меня и словно не видела.
– Хари? – медленно повторила она еще раз. – Но… я… не Хари. А кто – я? Хари? А ты, ты?!
Вдруг ее глаза расширились, заблестели, и тень улыбки и радостного недоумения осветила ее лицо.
– Может быть, ты тоже? Крис! Может, ты тоже?
Я молчал, прижавшись спиной к шкафу, там, куда загнал меня страх. У нее упали руки.
– Нет. Нет, ты боишься. Слушай, я больше не могу. Так нельзя. Я ничего не знала. Я сейчас… я же ничего не понимаю. Ведь это невозможно? Я, – она прижала ослабевшие руки к груди, – ничего не знаю, кроме… кроме Хари! Может, ты думаешь, что я притворяюсь? Я не притворяюсь, да, да, не притворяюсь.
Последние слова перешли в стон. Она упала на пол и разрыдалась. Ее крик словно что-то во мне разбил, одним прыжком я оказался около нее, схватил за плечи; она защищалась, отталкивала меня, рыдая без слез, кричала:
– Пусти! Пусти! Тебе противно! Знаю! Не хочу так! Не хочу! Ты сам видишь, сам видишь, что это не я, не я, не я…
– Молчи! – кричал я, тряся ее.
Мы оба кричали, не сознавая этого, стоя друг перед другом на коленях. Голова Хари моталась, ударяясь о мои плечи, я прижимал ее к себе изо всех сил. Тяжело дыша, мы замерли. Вода мерно капала из крана.
– Крис… – с трудом проговорила она, прижимаясь лицом к моей груди. – Скажи, что мне сделать, чтобы меня не было, Крис…
– Перестань! – заорал я.
Она подняла лицо, всматриваясь в меня.
– Как?.. Ты тоже не знаешь? Ничего нельзя придумать? Ничего?
– Хари… сжалься…
– Я хотела… я знала. Нет. Нет. Пусти. Не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Тебе противно.
– Неправда!
– Лжешь! Тебе должно быть противно. Мне… мне самой… тоже. Если бы я могла. Если бы только могла…
– Убила бы себя?
– Да.
– А я не хочу, понимаешь? Не хочу этого. Хочу, чтобы ты была здесь, со мной, и ничего другого мне не нужно!
Огромные серые глаза поглотили меня.
– Как ты лжешь, – сказала она совсем тихо.
Я отпустил ее и встал с колен. Она уселась на полу.
– Скажи, как мне сделать, чтобы ты поверила, что я говорю то, что думаю? Что это правда. Что другой нет.
– Ты не можешь говорить правду. Я не Хари.
– А кто же ты?
Она долго молчала. У нее задрожал подбородок и, опустив голову, она прошептала:
– Хари… но… но я знаю, что это неправда. Ты не меня любил там… раньше…
– Да. Того, что было, нет. Это умерло. Но здесь я люблю тебя. Понимаешь?
Она покачала головой.
– Ты добрый. Не думай, пожалуйста, что я не могу оценить всего, что ты делал. Ты делал хорошо, как мог. Но здесь ничем не поможешь. Когда три дня назад я сидела утром у твоей постели и ждала, пока ты проснешься, я не знала ничего. У меня такое чувство, словно это было очень, очень давно. Я вела себя так, будто сошла с ума. В голове у меня все перемешалось. Я не понимала, что было раньше, а что позднее, и ничему не удивлялась, как после наркоза или долгой болезни. И даже думала, что, может, я болела, только ты не хочешь этого говорить. Но потом все больше мелочей заставило меня задуматься. Какие-то проблески появились после твоего разговора в библиотеке с этим, как его, со Снаутом. Но ты не хотел мне ничего говорить, тогда я ночью встала и включила магнитофон. Соврала тебе только один-единственный раз, я его спрятала потом, Крис. Тот, кто говорил, как его звали?