– Хорошо.

Не обращая внимания на Хари (она сидела с книгой на коленях и молча смотрела на эту сцену), он пошел к двери. Когда она закрылась за ним, я встал. Расправил лист, который держал в руке. Формулы были подлинные. Я не подделал их. Не знаю, правда, согласился ли бы Сион с тем, как я их развил. Пожалуй, нет. Я вздрогнул. Хари подошла сзади и прикоснулась к моей руке.

– Крис!

– Что, дорогая?

– Кто это был?

– Я говорил тебе. Доктор Снаут.

– Что это за человек?

– Я мало его знаю. Почему ты спрашиваешь?

– Он так на меня смотрел…

– Наверное, ты ему понравилась…

– Нет. – Она покачала головой. – Это был не такой взгляд. Смотрел на меня так… как будто…

Она поежилась, подняла глаза и сразу же их опустила.

– Пойдем отсюда…

Не знаю, как долго я лежал в темной комнате, апатично уставившись на светящийся циферблат часов. Слушал собственное дыхание и чему-то удивлялся, оставаясь при этом совершенно равнодушным. Наверное, я просто страшно устал. Я повернулся на бок, кровать была странно широкой, мне чего-то недоставало. Я задержал дыхание и замер. Стало совершенно тихо. Не доносилось ни малейшего звука. Хари? Почему не слышно ее дыхания? Начал шарить руками по постели: я был один.

«Хари!» – хотел я ее позвать, но услышал шаги. Шел кто-то большой и тяжелый, как…

– Гибарян? – сказал я спокойно.

– Да, это я. Не зажигай свет.

– Но…

– Не нужно. Так будет лучше для нас обоих.

– Но ты умер!

– Это ничего. Ты ведь узнаешь мой голос?

– Да. Зачем ты это сделал?

– Пришлось. Ты опоздал на четыре дня. Если бы ты прилетел раньше, может быть, это и не понадобилось бы. Но не упрекай себя. Мне не так уж плохо.

– Ты правда здесь?

– Ах, считаешь, что я снюсь тебе, как ты думал о Хари?

– Где она?

– Почему ты думаешь, что я знаю?

– Догадался.

– Держи это при себе. Предположим, я здесь вместо нее.

– Но я хочу, чтобы она тоже была.

– Это невозможно.

– Почему? Слушай, ты ведь знаешь, что в действительности это не ты, это только я.

– Нет. Это действительно я. Если бы ты хотел быть педантичным, мог бы сказать – это еще один я. Но не будем тратить слов.

– Ты уйдешь?

– Да.

– И тогда она вернется?

– Тебе этого хочется? Кто она для тебя?

– Это мое дело.

– Ты ведь ее боишься?

– Нет.

– И тебе противно…

– Чего ты от меня хочешь?..

– Ты должен жалеть себя, а не ее. Ей всегда будет двадцать лет. Не притворяйся, что не знаешь этого!

Вдруг, совершенно неизвестно почему, я успокоился. И слушал его совсем хладнокровно. Мне показалось, что теперь он стоит ближе, в ногах кровати, но я по-прежнему ничего не видел в этом мраке.

– Чего ты хочешь? – спросил я тихо.

Мой тон как будто удивил его. С минуту он молчал.

– Сарториус убедил Снаута, что ты его обманул. Теперь они тебя обманут. Под видом монтажа рентгеновской аппаратуры они собирают аннигилятор поля.

– Где она? – спросил я.

– Разве ты не слышал, что я тебе сказал? Я предупредил тебя!

– Где она?

– Не знаю. Запомни: тебе понадобится оружие. Ты ни на кого не можешь рассчитывать.

– Могу рассчитывать на Хари.

Послышался слабый короткий звук. Он смеялся.

– Конечно, можешь. До какого-то предела. В конце концов ты всегда можешь сделать то же, что и я.

– Ты не Гибарян.

– Да? А кто? Может быть, твой сон?

– Нет. Ты их кукла. Но сам об этом не знаешь.

– А откуда ты знаешь, кто ты?

Это меня озадачило. Я хотел встать, но не мог. Гибарян что-то говорил. Я не понимал слов, слышал только звук его голоса, отчаянно боролся со слабостью, еще раз рванулся с огромным усилием… – и проснулся. Я хватал воздух, как полузадушенная рыба. Было совсем тепло. Это сон. Кошмар. Сейчас… «дилемма, которую не могу разрешить. Мы преследуем самих себя. Политерия использует какой-то способ селективного усиления наших мыслей. Поиски мотивировки этого явления – и есть антропоморфизм! Там, где нет людей, нет также доступных человеку мотивов. Чтобы продолжать выполнение плана исследований, нужно либо уничтожить собственные мысли, либо их материальную реализацию. Первое не в наших силах. Второе слишком похоже на убийство…»