– Не продолжай, – ласково сказала Мелисса, – я расскажу тебе все правила.

Она встала с дивана и приказала служанке принести фрукты, сыр и цветочное вино. Когда перед ними оказался круглый стол с яствами, Мелисса снова села и протянула Эллин бокал с вином.

– Это вино из цветков мальвы, – тихо сказала она, – оно очень легкое и проясняет мысли. Это то, что тебе сейчас нужно.

Эллин приняла бокал и сделала несколько глотков. По вкусу больше напоминало сок, который ей в детстве делал отец из ягод и апельсинов.

– Правил, – сказала Мелисса после перекуса, – не так уж и много. Изора носится с ними как курица с яйцом, считая их чуть ли не священными.

– Значит, их можно нарушать? – шепотом спросила Эллин.

– Нет, – спокойно ответила Мелисса, и веснушки на ее лице снова вспыхнули алым, – наказание за нарушение – исчезновение. Поэтому запоминай, Эллин, это очень важно. Первое правило пташек: никогда не называть себя рабынями, – Мелисса выразительно подняла брови, – мы не рабыни, не слуги. Мы птицы, просто птицы в саду нашего владыки.

– Но ведь и птицы бывают несвободными, – перебила ее Эллин, – некоторых держат в клетках, подрезают им крылья, а на ночь закрывают покрывалом. Они не могут летать, видеть мир, лишь прутья клетки!

Девушка замолчала, вспомнив трактиры, которые сейчас казались ей прекраснее любого замка, и свою мечту об академии. В горле застыл ком невыплаканных слез.

– Да, – сказала Мелисса, – но мы не в клетках, разве не видишь? Поэтому никогда, никогда не говори, что ты несвободна! Ты свободная пташка в саду своего владыки.

Эллин нехотя кивнула, повторяя про себя ненавистные ей слова.

– Второе правило: пташка должна следовать своему предназначению, – произнесла Мелисса, – если ты воробей – летай, собирай крошки и помогай слугам. Если ласточка – извивайся, танцуй и радуй глаз, если соловей – пой и играй, услаждай нашего владыку и его гостей музыкой…

– А если ты райская птица? – перебила Эллин, пристально глядя на Мелиссу.

– Ты не станешь ею, – прошептала Мелисса, ресницы ее дрогнули, а веснушки так и пылали. – Соловьи поют. А райские птицы – ублажают по-другому. Но иногда наш владыка…

Мелисса запнулась на полуслове и замолчала, опустив голову. Она взяла свой бокал и сделала несколько больших глотков. Когда она подняла голову, веснушки на ее лице приняли обычный, золотистый цвет.

– Иногда, – продолжила она, глядя на Эллин своими детскими глазами, – владыка может попробовать то, что принадлежит ему, если пожелает. Независимо от того, воробей ты или сова.

Эллин поежилась. На ее теле поднялись волоски от ужаса.

– И как часто он этого желает? – расширив глаза, прошептала Эллин.

– Часто.

Мелисса опустила голову, а у Эллин на языке вертелся один вопрос. Но глядя на полудетское лицо Мелиссы, ее порозовевшие щечки, Эллин решила промолчать. Какая разница, «пробовал» владыка Мелиссу или нет, – Эллин может выяснить это у других девушек.

«Но у кого? Со мной же никто больше не разговаривает», – пронеслось у нее в голове, и она вдруг вспомнила про Ардела.

– Пташкам нельзя прикасаться к другим мужчинам, – резко произнесла Мелисса, прервав хаотичные размышления Эллин.

Девушка вздрогнула и подняла глаза. Мелисса пристально смотрела на нее большими печальными глазами.

– Мужчинам не запрещено подходить к нам, – продолжила Мелисса, – им можно смотреть на нас, слушать нас, разговаривать с нами – все, что они пожелают. Но если они позволят себе лишнего: прикосновение, объятие, поцелуй, рукопожатие – это только наша вина. За это ждет жестокое наказание. Очень жестокое. Тому же, кто прикоснулся к пташке, ничего не будет.