Я же от волнения дышала через раз, так и пролежала на груди мужа остаток пути.

Курт вызвал для мамы персональную машину из той самой гостиницы, которую снял для неё. И она вполне себе в прекрасном настроении уехала отдыхать. За время нашего перелёта она ни разу не спросила у меня, как я себя чувствую, в то время как Курт за четыре часа перелёта задал этот вопрос раз десять, не меньше! Говорил, что у меня снова синеют губы. Он очень хмурился, видно, что очень переживает. Рамиль открыл передо мною дверь чёрного бентли и, усадив меня на заднее сиденье, закрыл дверь, сел вперёд.

Я решила не спрашивать, почему он поступил именно так, и вскоре похвалила себя за это.

Оказалось, что за нами вовсе не водитель приехал, а кто-то из членов семьи. У мужчин практически сразу начался разговор на повышенных тонах.

Я не привыкла к конфликтам, не могу просто переносить их. В груди всё сжимается от нервного перенапряжения, в этот момент снова остро не хватает Камрана. Тем более, даже несмотря на то, что мужчины общаются на турецком языке, я всё равно понимаю: речь идёт обо мне.

— Рамиль… — жалким голосом проскулила я, когда машина припарковалась во дворе огромного дома — ялы, — и мужчина, что привез нас, стремительно покинув автомобиль, направился в дом.

— Не сейчас, малыш! И я тебя прошу, постарайся придержать свой острый язычок.

— Но…

— Лина... — с рыком.

Понимаю, что лучше послушаться мужа.

В холле нас встретили несколько женщин. Одну из них я почему-то узнала сразу, это была мама Камрана. У них очень сильно похожи глаза, да и вообще, на удивление, Камран внешне довольно сильно походил на свою мать.

Женщины одеты в современные одежды, ни на одной из них я не увидела платка и, честно, этому очень обрадовалась.

Просто если бы они слишком сильно ударялись в веру, как делают это многие в этой стране, мне бы было крайне неловко находиться среди них. У них открыты руки, но скрыты колени, у всех четверых длина юбки, как и у меня, по щиколотку.

Мама Камрана начала что-то говорить на турецком языке. Судя по интонации, слова приветствия.

— Благодарю вас, тётушка! — на моё удивление Рамиль ответил на моём родном языке, — познакомьтесь, это Русалина! В конце текущего месяца у нас свадьба, — вижу, как бледнеют лица присутствующих. Они что, не знали? Я придушу Рамиля!

— Рами, но…

— Что, но? - переспрашивает Курт довольно сухим тоном.

— Мы думали — это шутка! — с довольно сильным акцентом, но на русском языке отвечает высокая женщина лет тридцати-тридцати пяти. — Решили, что ты просто хотел позлить отца.

— Годже, напомни, когда мне это было нужно?

Мама Камрана снова заговорила на турецком, очень быстро, я бы даже сказала взвинчено.

- Тётушка Айнур, не волнуйтесь, — голос Рамиля ровный, но я слышу нотки раздражения в нём. — Да, не проходил нишан*. И мне грустно от этого. Но я обо всём договорился с отцом Русалины, и в силу обстоятельств Лина до свадьбы жить будет в нашем доме.

— Ты нашёл себе нищую невесту, которая не в состоянии оплатить себе жильё, братец? — с ехидным прищуром, пристально осматривая меня, проговорила девушка, чья внешность отличалась от остальных дам своим лоском и явно дорогим макияжем.

— Ёргуз! Лина не дочь мецената, конечно, но и не бедна. В рот к тебе заглядывать не будет. А если бы и нужно было, я бы лично оплатил ей гостиницу, или же снял для неё квартиру, — с некой язвительностью ответил Курт сестре.

На самом деле, заочно я со всеми уже была знакома, Рамиль вместе с Камраном мне рассказали о своих родных. Они рассказали, что у их отца довольно сложный характер, и я поняла в кого у меня Рамиль!