Волнение вновь наступает, но всё же не такое сильное, как было.

Прошу включить композицию Валерия Гергиева и Петра Чайковского. Самая моя любимая музыка. Я в ней буквально растворяюсь!

Прикрыв глаза, вновь парю, меня словно невиданной силой, лёгким ветерком носит по сцене. А именно на ней я себя вижу, и рядом то и дело возникает знакомый образ. Того, кто не даёт мне покоя уже третий день. Рамиль! Его ровные, кажется, абсолютно безупречные черты лица, его такая милая, добрая улыбка. Музыка меняет своё звучание, а вместе с ней меняется образ парня, что совершенно точно вскружил мне голову. Я почти не ощущаю своего тела, просто знаю, что оно движется сейчас в такт звучащего аккомпанемента. Рамиль! Я вновь вижу его. Это он и не он одновременно! Его улыбка больше не милая и добрая, она хищная и циничная. Я начинаю его бояться и пытаюсь от него убежать. Он ничего не делает мне, просто смотрит и давит своим взглядом, — взглядом настоящего стервятника. В какой-то момент, я, словно задыхаясь, пытаюсь схватиться руками за воздух, но музыка затихает, а вместе с тем затихаю я, оседая на пол.

Открываю глаза!

Все пятеро членов комиссии сидели совершенно неподвижно и смотрели на меня с каменными лицами, у двоих из них и вовсе был приоткрыт рот.

Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем я услышала хлопок, — один, два, три — педагоги стали аплодировать. Эмоции моментально дают сбой, слёзы самопроизвольно скатываются с глаз.

— Честно, Русалина, не ожидал! — заговорил Грачёв. — Нет, Лев Константинович предупредил, разумеется, нас о том, что вы невероятно талантливая девушка, но стоит признаться, что такого чистого, невероятно лёгкого исполнения я не видел уже довольно давно. Мне даже придраться не к чему. Ваша осанка, чёткость движений, изгиб кистей рук действительно достойны оваций. Говорю без ложной скромности, выступление — на зависть уже действующим примам нашего балета.

— А эмоции на её лице, Дмитрий Сергеевич? — с восхищением в голосе присоединилась Луиза Захаровна. Она, скорее всего будет моим куратором, — Русалина просто пережила эту музыку, я в полнейшем восторге.

— Да, изумительное выступление. Тут однозначно есть, за что бороться! Уверен, Лев Константинович, рисует эта милая девушка столь же прекрасно.

— Даже не сомневайтесь в этом. Я бы не пришёл к вам, будь это не так!

Я всё так же сидела на полу с перекрещенными ногами, хотела встать на ноги, как и положено перед комиссией, но сам Грачёв жестом руки показал, что я могу остаться в этой позиции, если мне удобно. Я внимательно слушала диалог, в который меня пока что не приглашали, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Знаете для чего я здесь, Русалина? — обратился ко мне преподаватель из ВШИ, которого здесь не должно было быть. Ведь он искусствовед.

— Хотите вновь попытаться уговорить меня поступать в вашу школу? — не совсем уверенным голосом спросила.

— В какой-то степени да! Но, конечно, понимаю, раз вы тут, а не в моей мастерской, то решение вы совершенно точно уже приняли.

— Да!

— Да, — на выдохе, — а что, если мы вам предложим совмещать учёбу в двух высших учебных заведениях?

— Это же невозможно, я прекрасно это понимаю. Ну, очно так точно!

— Вы правы. Но для вас мы готовы сделать исключение.

— Что? Как это?

— Вы очно обучаться будете здесь, и основная загруженность, само собой, будет именно в хореографии. В нашей же школе вы будете на заочном, но на бюджетном обучении. Конечно, это очень сильно ограничит вас в личной жизни, но такой бриллиант как вы, мы просто не имеем права потерять.