В варенье тоже не было ничего особенного: жидкий сироп, в котором клубничина гонялась за клубничиной. Но на самом деле лесть – твердая валюта. Чего только нельзя на нее купить! Дмитрий хотел было одернуть Аркадия, но вспомнил, что не так давно с удовольствием слушал из уст приятеля дифирамбы в свой адрес. Глазов глотнул раскаленного чаю и, обжегшись, почувствовал, как раздражение сменила боль. Ему должно быть приятно, что Мельников говорит жене комплименты. Но отчего-то было неприятно. Глазов боялся доискиваться причины, хотя ответ напрашивался сам собой: Светлана ему безразлична, раз он видит ее недостатки, раз комплименты в ее адрес раздражают и воспринимаются как откровенная ложь. А Мельников уже открывал бутылку водки:
– Давайте выпьем по маленькой. За красивых женщин.
– Не хочу, – буркнул Дмитрий.
– Старик, ты не прав. Ну за хозяйку дома просто грех не выпить!
Светлана посмотрела на мужа со злостью. Дмитрий не выдержал и подставил рюмку.
– Почему ты не женился? – спросил он.
– Да вот, не встретил такую, – Мельников все подмигивал Свете. – На самом деле, старик, кто я по сравнению тобой? Ни жены у меня, ни свободы. Работаю как каторжный, чтобы закрепиться на новом месте. Ну, выпьем!
Глазов, подчинясь давлению, с отвращением выпил рюмку водки. А Мельников так же жизнерадостно продолжил:
– Думаешь, я удовольствие от своей работы получаю? Это ты у нас энтузиаст. Сыщиком родиться надо.
Глазов даже поперхнулся:
– Зачем же ты опером стал?
– Карьера, старик, карьера. Сегодня на Петровке, в шестерках, а там, глядишь, дорасту до кого-нибудь. Начальником буду! Во! – Аркаша поднял вверх указательный палец. Мне, мол, туда, наверх! Кто бы сомневался!
– Вот видишь, Дима, как рассуждают умные люди! – тут же влезла Светлана. – Я тоже упираюсь день и ночь. Ни выходных, ни проходных. Даже ребенка не завожу, пока не будет уверенности в завтрашнем дне.
– Не завожу… Что это тебе, собачка? – обиделся Глазов.
– Жена твоя правильно рассуждает, – тут же заступился Аркадий. – А перед тобой, Дима, сейчас такие возможности! У тебя же высшее юридическое образование! Подсуетись, найди себе не пыльную работенку, греби денежки да спи спокойно по ночам. Мне сегодня в первый рабочий день в новой должности пришлось нахлебаться! Прислали какую-то психопатку. Муж у нее разбился год назад на крутой тачке. Гнал, небось, как ненормальный. Все они, крутые, так. Дорога скользкая, дождь прошел. Когда скорость под двести километров, машина уже неуправляема. А там обрыв не маленький, знак «неровная дорога», да еще дождь прошел. Дело тогда же и закрыли, год назад. А теперь эта дамочка насмотрелась американских боевиков и позвонила в милицию. Мол, в Америке сняли про нее фильм, и оказывается, что мужа убил какой-то маньяк, испортив тормоза в его машине. Сначала она пришла в районное отделение, а потом и на Петровку заявилась. Ну просто мегера!
– А что за фильм? – машинально спросил Глазов.
– Сегодня утром показывали по кабельному. Дамочка требовала найти этого американского режиссера. Андре Никольски, что ли.
Глазов сразу же вспомнил. И фильм, и другую историю трехлетней давности, которая произошла с ним самим. Дмитрий тогда был еще совсем зеленым, не обтерся как следует, людей слушал внимательно и верил всем. Отказы писать не умел, хотя коллеги ему советовали. Пришла к нему одна женщина. Плакала долго, и Дмитрий очень ее жалел. Женщина была чем-то похожа на его мать. Дмитрий представил, как она бредет с тяжелыми сумками, несет с рынка продукты. С теми же сумками едет в метро и высматривает свободное место. Потом быстро подхватывает вещи, опускается на сиденье, и в ее взгляде короткое женское счастье: села. Глазов никогда не дожидался этого взгляда и уступал место женщинам сразу. Это могла быть его мать. И его мать тоже могла долго и нудно рассказывать о своем замечательном сыне: каким он был маленьким, как ел манную кашку, ходил в детский садик и приносил двойки из школы. Поэтому Глазов терпел, хотя, по логике вещей, от посетительницы надо было избавляться. Говорила она полную чушь.