Весна… Я не думала, что она вообще бывает в этом белом холодном мире. Да, знала, что однажды она наступит, но не верила. По насечкам на моем полене, я жила в доме Ашит уже девяносто девять дней, и все это время я слушала завывание метели ночью и скрип снега под ногами днем. И до того свыклась с этими звуками, что в ночь на сотый день открыла глаза и не поняла, что же меня встревожило. А потом догадалась – тишина.

На миг испугавшись, что оглохла, я подошла к окошку и увидела то, чего еще не было ни разу за предыдущие девяносто девять ночей – свет луны. Он серебрил снежный наст, рассыпал белые сияющие искры, и я захотела увидеть это не через окно. Я накинула на плечи шубу и приоткрыла дверь…

– Ох, – сорвалось с моих уст, и больше я не сумела произнести ни слова.

Завороженная красотой этой ночи, я подняла взгляд к небу и увидела там сияние звезд. Кристальная чистота воздуха превратила их в мириады бриллиантов, переливавшихся множеством граней. А после я снова посмотрела на землю и уже не отрывала взора от снежного перелива.

А потом за моей спиной заворчал Уруш. Он протиснулся мимо моих ног и уселся рядом, не спеша сбежать на прогулку. Турым не зазывал меня поиграть, не просил вернуться в дом, просто сидел и любовался вместе со мной волшебством. Не знаю, сколько прошло времени, я не чувствовала его, но очнуться нас заставил голос шаманки:

– Ашити, вернись в дом. Заболеешь.

– Мама, мне не холодно, – отозвалась я и вдруг поняла, что и вправду мороза больше нет. И я спросила, вновь глядя на россыпь белых искр: – Мама, что это?

Она подошла к нам с турымом, шире открыла дверь и улыбнулась:

– Это весна, дочка.

– Весна, – эхом откликнулась я. – Как же красиво.

– Красиво, – согласилась шаманка, но тут же строго велела: – Вернись в дом, простынешь.

Вздохнув, я послушалась ее, но не смогла лечь. Сна не было. Вместо лежанки, я снова подошла к окну, села на лавку и устремила взгляд на улицу. Не было сил оторваться и забыть о чудесном видении. Оно было подобно тому, что я видела в пещере Белого Духа, но там сияние было холодным, стылым, а сейчас я видела, словно пробуждение жизни. Ее предвестие.

Уруш вновь был рядом со мной. Он запрыгнул на лавку, уселся рядом и тоже глядел на улицу.

– Доброе предзнаменование – встретить первую весеннюю ночь, – произнесла Ашит.

Она подошла ближе и присела рядом со мной и Урушем.

– Больше не будет метелей? – спросила я.

– До следующей зимы не будет, – кивнула шаманка.

– У меня дома бывают метели весной, а зимой оттепель, – сказала я, снова поглядев в окно. О природе в родном мне мире я помнила отлично, в отличие от людей, окружавших меня.

А утром выглянуло солнце. Солнце! Увидев его, я поняла, как нестерпимо соскучилась по яркому свету и теплу. Я прекрасно помнила цветущий сад и солнечные лучи, скользившие сквозь кроны деревьев, покрытые свежей зеленью. Восхитительные цвета! И по ним я тоже соскучилась.

– Всему свое время, Ашити, – сказала мне шаманка, когда я стояла на следующий день посреди вдруг уплотнившегося снега. – Подожди еще немного.

– Иного не остается, – ответила я.

А потом снег начал таять. С каждым днем его становилось всё меньше и меньше, и спустя всего пять дней я увидела сквозь проталины черную землю. И когда Ашит выглянула из дома, я танцевала. Уруш носился вокруг меня, подвывая, а я, подставив лицо солнечным лучам, кружилась рядом с дровяным сараем, умудряясь совмещать движения, которые мне показала шаманка с теми, которые всплыли в памяти из прошлой жизни. Мой танец был дик и прекрасен в своей искренней необузданности. Мать стояла на пороге и с улыбкой наблюдала за моими замысловатыми, но в высшей степени странными коленцами. После я остановилась, раскинула руки и выкрикнула в голубое небо: