– Наконец-то ты проснулась.

– Ты очень старалась, – проворчала я и упала обратно на подушку.

– Не спи, – тут же заявила едва повзрослевшая нахалка.

– Отстань, – буркнула я и повернулась на бок.

– Ша-анни, – протянула Амбер и дернула с меня одеяло. – Ты не можешь оставить меня в такую тяжелую для меня минуту. Я боюсь.

Вновь сев, я внимательно посмотрела на нее. Сестрица вздохнула и отвела глаза.

– Ну? – строго вопросила я.

– Мне страшно, – сказала она, не глядя на меня.

– Подробностей.

– Мне страшно смотреть, что мне прислали и прислали ли вообще, – призналась Амбер.

– Ты боишься подношений? – уточнила я.

– А вдруг их нет? Ни одного цветочка, представляешь? Как же я буду жить после этого? Вдруг я совсем не произвела впечатления? Я умру, сестрица, я точно умру от стыда и огорчения… Ай! – вскрикнула она, когда я швырнула в нее подушку. – Шанриз! – возмутилась Амберли. – Как тебе не совестно?! Я ведь душу тебе изливаю, открываю затаенные страхи, а ты… Ай! Шанни! – Ее милость сдула с прядку, упавшую на глаза после атаки подушек, воинственно схватила одну из них и, злорадно ухмыльнувшись, запустила ее в меня.

– Это война, ваша милость, – сузив глаза, отчеканила я.

– Как есть, ваша милость, – решительно ответила баронесса Мадести. – До последнего пера.

– Ну, держись, Погубительница сладких снов!

Я вскочила на ноги, вновь перехватив свое мягкое оружие, Амберли последовала моему примеру, и бой закипел…

– Девочки!

Возмущенный возглас старшей баронессы Тенерис застал нас в момент моего триумфа, точней, в момент, когда я шла к своему триумфу. Навалившись на сестрицу, сбитую с ног, я привычно запустила пальцы ей под ребра, и Амберли заходилась от хохота, повизгивая и похрюкивая время от времени. Однако голос моей матери оборвал наше щенячье веселье на самом его пике.

Мы воззрились на ее милость: сестрица вывернула голову, чтобы выглянуть из-под меня, я просто подняла взгляд. После откатилась в сторону, освободив Амбер, и мы обе поспешили встать с кровати. Красные от нашей возни и от смеха, взмокшие и лохматые, с перьями в волосах – вряд ли мы были похожи на придворную даму и девицу на выданье. И если сестрица повинно опустила глаза, то я широко улыбнулась и подошла к матушке, чтобы получить свой утренний поцелуй.

– Доброго утра, матушка. Вы чудесно выглядите, – сказала я.

– Невероятно, – поцеловав меня, произнесла старшая баронесса. – Уму непостижимо! Возмутительно! – она заломила руки и добавила в голос патетики: – Мое бедное сердце! Почему оно не разбилось еще вчера, отчего мои глаза не ослепли, зачем мой слух так хорош, что не исчез даже от всех этих возмутительных звуков?! Кого я вижу перед собой? – я ответила любопытством во взоре. – Эти ли девицы называются взрослыми? Это ли достойное их звания поведение? Ответьте же мне! Кто вы? Девицы благородного воспитания или же поросята в хлеву?

– Простите, ваша милость, – пролепетала Амберли, чье лицо уже пылало.

– Ах, дорогая матушка, – вздохнула я. – Разумеется, мы девицы благородного воспитания, но дайте же последний глоток свободы двум страждущим душам. Завтра мы вновь разлучимся, и кто знает, быть может, свидимся, когда наступит день свадьбы Амбер.

– А может, вы не станете отставать от вашей сестрицы, возьметесь за ум и наконец выберите себе жениха? – закончив свой спектакль, едко вопросила ее милость.

– Время покажет, – ответила я таинственно и поклонилась. – Простите, матушка, мне нужно привести себя в порядок, думаю, Амберли это тоже необходимо.

Я поспешила схватить колокольчик, тряхнула его, и в спальню вошли горничные, возглавляемые Тальмой.