Толкнула слабо, но он отшатнулся так, будто его откинул в сторону Танияр, а не я. Даже прикрылся руками, сделав вид, что боится. Похоже, у кийрамов актерский талант был хорошо развит, у всех поголовно. Уперев руки в бока, я велела:

– Не смей приближаться к моим рырхам, кийрам!

Торн, наконец обретя свободу, поспешила к каану. Она ткнулась ему в ноги, запищала, но он остался равнодушен к жалобам и страданиям своей любимицы, даже головы не опустил. Напротив, поднялся на ноги и, обойдя детеныша, подошел к Улбаху, а я присела перед страдающей рырхой и погладила ее.

– Бедная моя девочка, – проворковала я. – Обидели, испугали. – А после подняла на руки и вернулась на свое место.

Мейтт и Бойл, оценив, насколько мы сильнее какого-то там вожака, задержались и еще некоторое время сверлили Улбаха пристальными взглядами. Затем Мейтт зарычал и, посчитав, что хорошо запугал кийрама, вернулся ко мне. Бойл, наблюдавший за сценой возмездия, тоже высказался – рявкнул – и пришел к нам. Семья воссоединилась. Только наш большой самец так и остался в стороне. И когда вернулся, даже на меня не смотрел.

Торн снова запищала. Она задергалась, пытаясь вывернуться из моих рук, а когда я вновь отловила ее при попытке сбежать к Танияру, зарычала и цапнула за руку.

– Накажи, – велел Улбах, наблюдавший за нами. – Прямо сейчас. Тряхни ее. Пусть станет больно. Накажи!

И поджав губы, я схватила рырху за ухо и тряхнула ее. Вышло и вправду сильно, потому что она взвизгнула.

– Ох, – охнула я, но кийрам был начеку:

– Не жалей. Сейчас нельзя. Тряхни еще раз и верни на место. Она должна понять, что у тебя есть сила. Тряхни.

Страдая от жалости к бедному детенышу, я повторила наказание. После вернула Торн к братьям, положила рядом с ними и с деланой суровостью потрясла пальцем у нее перед носом:

– Нельзя, – припечатала я упрямицу и села.

Я честно старалась выдержать характер, но попискивание у моих ног рвало сердце. Не удержавшись, я склонилась, намереваясь погладить несчастную малышку, но Улбах вновь остановил меня:

– Нет.

– Но она же плачет, – возразила я.

– Как мать сказала, так и будет, – ответил кийрам. – Лучше погладь других рырхов, они заслужили. Особенно тот, который рычал.

– Мейтт, – подсказала я и потрепала детеныша. Затем погладила Бойла и, пойдя наперекор Улбаху, тронула Торн. Рырха зарычала.

– Накажи! – рявкнул вожак. – Сильно накажи!

Однако меня опередили. Мейтт, подскочив на лапы, навалился на сестру и вцепился ей в холку. Торн взвизгнула. Она растянулась на брюхе и продолжала повизгивать, пока брат трепал ее.

– Не лезь, – усмехнувшись, произнес Улбах. – Вот вожак и определился. Твой первый помощник, погладь. А эту, – кийрам посуровел, – не трогай. Пусть полежит и подумает.

И пока он говорил это, Бойл хватанул сестру за заднюю лапу и, усевшись рядом, поднял на меня взгляд, словно спрашивая: «Я тоже молодец?» Будь они людьми, я бы отругала обоих мальчишек за то, что побили сестру, но мои детеныши оставались хищниками, и пришлось похвалить обоих. Все-таки они защищали меня, особенно Мейтт, в который раз подтвердив, что имена я распределила верно. Он должен был стать главным, иначе быть не могло. В этом я была уверена.

– Расскажи еще, – попросила я, и Улбах с готовностью продолжил свой рассказ.

Танияр снова подсел к нам, готовый слушать, но к нему подошел ягир, стоявший на страже у ворот. Он склонился к уху каана, что-то прошептал, и лицо моего супруга на миг помрачнело. Я накрыла его руку ладонью и устремила на супруга вопросительный взгляд. Он улыбнулся в ответ и велел: