– Дрались мы с ним, – подал голос еще один кийрам. – Хороший воин.

– А зимой сам на ножи наши сунулся, – донесся новый голос.

Мы с Бериком одновременно повернули головы, пытаясь рассмотреть того, кто нанес Танияру страшные раны зимой. Он и не прятался, как не выказывал высокомерия, насмешки или вины. Молодой кийрам лет двадцати трех – двадцати пяти просто констатировал факт того, что произошло когда-то.

– Так пожелал Отец, – заговорила я. – Он отвел глаза ягирам и заманил Танияра в западню. Это замысел Белого Духа.

– Выходит, смерти вашему каану Белый Отец пожелал, – произнес старик.

– Нет, – улыбнулась я. – Жизни. А мне позволил вывести Танияра из предсмертного мрака, пока моя мать творила ритуал.

– Как это? – полюбопытствовали кийрамы, и ответил им уже Берик:

– Ашити – дочь вещей Ашит. Не был бы ранен наш каан, не попал бы к шаманке и не встретился с Ашити. Отец их свести пожелал, вот и застил глаза и ему, и нам. Захотел, чтобы ваши раны привели Танияра в дом Вещей, где он и увидел дочь шаманки.

– Шаманка старая, – резонно возразил старик. – Даже меня старше. Не может быть у нее дочери.

– Может, – произнесла Дайкари, и все поглядели на жену вожака. – Ашити пришла зимой в священные земли из другого мира. Шаманка ее нашла, выходила и назвала дочерью. А потом, выходит, Белый Отец привел туда и каана. Теперь они муж и жена. На всё воля Создателя.

– Велик Белый Отец, – покивали кийрамы, приняв открывшуюся им истину, и попросили: – Рисуй еще.

Время продолжало свое неумолимое течение. День постепенно клонился к своему завершению. Верхушки деревьев уже щекотали жаркое брюхо солнца, и сумерки успели сгустить тень и растянуть ее над благодатными землями Белого мира. Камень для рисунков уже давно был испещрен изображениями невиданных прежде зверей и птиц, и теперь вокруг него ходили те кийрамы, которые предпочли остаться в стороне от уже сформировавшейся компании… или стаи, как было ближе моим новым знакомцам.

А мы успели вернуться к ягирам и тем, кто был рядом с ними, ненавязчиво приглядывая и развлекая разговорами. Впрочем, беседа давно стала общей. Как-то сама собой она подошла к событиям, которые привели к смене каана в Зеленых землях, к знакомству с пагчи и к илгизитам.

– Пусть сгниют они заживо! – рявкнул Кхыл, показав свое отношение к последователям Илгиза.

– Пусть глаза им выжрут земляные усэндэ, – поддержал собрата кийрам, встречавший вместе с братом вожака нашу делегацию.

Кстати, усэндэ – это местная разновидность червей, пожиравших плоть не только мертвецов, но и живых существ, если они были обессилены или обездвижены и не могли защититься. И такая казнь имела место у кийрамов, ей подвергались насильники или убившие соплеменника преднамеренно. Мама говорила, что такое происходит редко, но случается. Тогда кийрамы разрывали землю в месте обитания усэндэ и клали туда обнаженного и связанного душегуба.

К месту казни мог подойти любой, но стояли и назначенные для охраны воины. Они не позволяли родне облегчить страдания убийцы быстрой смертью или освободить его и дать сбежать. Следили за процессом исполнения наказания и добивали, когда человек превращался в кровоточащий кусок мяса без кожи, глаз и губ. А после оставляли червям их остывающее пиршество и уходили. Так что кара была страшной, и преступлений у кийрамов практически не было.

Тагайни, в зависимости от тяжести преступления, чаще использовали яд, который преступник выпивал добровольно, чем очищал свое имя после смерти. Перерезали горло, если наказуемый отказывался от яда. При менее тяжких грехах изгоняли из тагана и запрещали возвращаться под угрозой смерти. Ну а прелюбодеев-мужчин, как я уже когда-то рассказывала, привязывали к столбу за поселением и вверяли его судьбу духам. Женщин просто выселяли на окраину, лишая рода и защиты. В общем, любимые дети Белого Духа были даже добрее и милостивее. Может, потому и преступления у них хоть и не шли лавиной, но случались чаще, чем у тех же кийрамов.