Заноза решила, что пора заканчивать разговоры, вытащила из волос шпильку, вонзила ее в запястье Дылды, потом ударила его же кулачком по носу.

А потом взялась за дело всерьез.

Через полчаса тупик с костром и беспризорниками остался далеко позади. Дылда сипел и бранился, но сделать ничего не мог. Заноза держала его, вывернув руку за спину и крепко ухватив за волосы. Он в результате семенил ногами, согнувшись в три погибели, почти доставая лбом до мостовой.

– Налево, – сипел он. – Теперь прямо…

Применив всего пару убеждающих приемов, Заноза узнала у Дылды, что Косого на самом деле звали Бобриком, и что он имел привычку ночевать в подворотне одного из городских трактиров, старая хозяйка которого вроде как благоволила к нему и даже иногда подкармливала объедками.

Понукаемый Куксой, Дылда довел ее до этого трактира, и тут сделал попытку вывернуться, а когда ему это не удалось, захрипел и, поджав ноги, свалился на мостовую.

– Больше не пойду, – прохныкал он, тряся головой и размазывая по лицу слезы. – Что хошь со мной делай, не пойду!

Кукса оттолкнула его и двинулась дальше. В арке, ведущей ко внутреннему двору трактира, было полутемно и пахло кошками. Под стеной, рядом со сточной канавой лежала куча какого-то тряпья. Заноза встала, оглядываясь. Вроде бы, тут никого не было… и тут под ее ногами что-то вскочило и бросилось прочь. Кукса подставила ему ножку, и только после этого поняла, что у сточной канавы лежала не куча тряпья.

Бобрик упал и тут же попытался вскочить, но Кукса уже сидела на нем верхом.

– Кто это? – испуганно проблеял мальчишка. – Я не хотел! Отпустите!

– Лежи смирно! – приказал Кукса и медленно встала. Бобрик повернулся уставился на нее снизу вверх. Даже в полутьме было видно, как ему досталось сегодня – под обоими глазами расплывались синяки а уши так распухли, что напоминали лепешки.

– Ну ты и красавец! – заметила Кукса. – Что такое "погреба"?

– Так это ты?! – Мальчишка заелозил и попытался вывернуться.

Плохо бить побитых, решила Заноза, наклонилась и несильно хлопнула ладонью по распухшему уху.

– Ай! – завопил он. – Чего ты?!

– Слушай, – приказала Кукса. – И отвечай по порядку. Что такое "погреба"?

– Развалины под дворцом, – захныкал Бобрик. – Развалины Старого Города… Там у Мармадука темницы.

– Так… – Кукса во всем любила порядок, и потому стала задавать вопросы по очереди:

– Что такое "старый город"?

– Ты не знаешь? – удивился Бобрик. – Наши предки жили под землей, потому что прятались от горных драконов. Но потом драконов всех извели, а сверху упал Чертов Наперсток, проломил пещеры… вот мы и переселились на поверхность. А развалины остались.

– Значит, внизу, пещеры? – Кукса ткнула пальцем в мостовую.

– Конечно.

– И их называют “погребами”?

– Да.

– И в них есть тюрьма, где спрятали Ловкача?

– Какого Ловкача?

– Неважно. Кто такой Мармадук?

Но Бобрик отказался отвечать на последний вопрос – одно лишь упоминание этого имени очень испугало его. Кукса смогла выяснить только, что входов в пещеры немного и ближайших находится неподалеку от королевского дворца.

Она скрутила мальчишку тем же манером, что и Дылду, и выволокла его из подворотни.

В школе аксов ее научили определять время по звездам в любую пору года. Стояла середина лета и, судя по небу, было уже примерно пол второго ночи.

Они сидели рядом, как добрые друзья, но даже не делали вида, что любят друг друга.

Создавая графа Сокольника, творец вовсю использовал лекало и циркуль, но линейку – ни разу. Волнистые линии и кривые преобладали в фигуре графа: грудь вогнута, животик наоборот, щеки и глаза запали, лоб выпуклый, плечи покатые, ноги кривые, нос крючком, брови дугами, а белые, редкие, словно приклеенные к голове столярным клеем волосы состоят из мелких завитушек. Человек с такой внешностью не может быть кем-то средним, он просто обязан являть собою либо милейшего добряка, либо отъявленного мерзавца.