— И тебя устраивает, что он тебе изменяет?
— Он мне не изменяет! Теперь и не изменит, будет в каждой девке из чата подозревать подставу.
— Ярин, я тебя не понимаю… — она качнула головой, слизывая взбитые сливки с длинной ложечки.
— Конечно, не понимаешь… — я опять почувствовала, как свербит в носу и быстро отхлебнула кофе. — Ты никого никогда не любила. Ты не знаешь, как это — существовать только рядом с ним.
— Ну объясни мне! Журналист ты или где?

Я вздохнула. Журналист. Но нас учат, что журналист должен наблюдать со стороны, а не участвовать. Он не должен вмешиваться.  Изнутри не расскажешь историю так, чтобы все прониклись, запутаешься в деталях, расплачешься сама вместо того, чтобы заставить плакать всех остальных…

— Не знаю, Ин… Это какая-то неделимая неделя. Она всегда начинается в субботу вечером. Мы встречаемся, что-то пьем, где-то танцуем, потом едем ночевать к тебе, и это те часы, которые я даже не помню. Абсолютное сияющее счастье. Зато утром у Артема звонит телефон, он смотрит на меня грустными глазами и говорит: «Прости, котеночек», и я провожаю его до остановки и ухожу, не оглядываясь. И улыбаюсь. Еще час или два улыбаюсь, пока меня не скручивает от невыносимой боли. Потом я называю это: «Я немного скучала по тебе, радость моя».  

Я судорожно вдохнула, чтобы загнать слезы внутрь. Самая острая тоска всегда сразу после счастья, потом немного привыкаешь к боли, уже полегче. За толстым стеклом весенний дождь немо барабанил по новеньким, свежевылупившимся листьям. Вот пусть дождь плачет, а я потерплю.

— В понедельник он часто звонит мне ночью, и я сбегаю на холодную кухню, закрываю плотно дверь и сижу там, подобрав ноги, засыпающая, но счастливая. Просто смотрю, как он занимается своими делами, попутно рассказывая о своих проблемах, и не могу закончить разговор. Хочется поцеловать его, обнять, напомнить, что я всегда рядом, что помогу, что люблю его… Но это невозможно, и я плачу в ванной, включив воду, чтобы не разбудить родителей.

— Во вторник я прощаю его за вчерашние слезы, а он вдруг шлет мне голосовое прямо посреди дня, когда у меня ни секунды свободной, чтобы послушать. Но я выскакиваю в туалет и на записи только шум метро и болтовня, а потом он так небрежно: «Я просто подумал, что давно не говорил, что люблю тебя». И все. И я переслушиваю его пять раз вместе со всем шумом, ради этих слов. В среду мы встречаемся и я снова живу рядом с ним, а в четверг мечусь по квартире, ломая ногти, но ничего не могу с этим сделать —  в следующий раз я увижу его только в субботу…  

— Ярин… — Инночка сочувственно накрыла мою руку, но я отдернула ее, чтобы вытереть все-таки пролившиеся слезы.

— И понимаешь — между средой и субботой, между субботой и средой ничего не вклинить. Я пыталась не встречаться с ним в очередную среду, но когда он мне звонит и спрашивает: «Ты хочешь меня видеть?» губы сами выговаривают : «Да!» Мне его мало! Я счастлива, только просыпаясь рядом с ним по утрам. Все остальные пять дней я ищу его теплое плечо рядом в полусне, не нахожу и…

Сегодня четверг.

— Ярин, но это же не нормально уже, — Инночка придвинула ко мне свой кофе, его я тоже выпила — холодный, одним глотком, и попыталась высморкаться в салфетку и вытереть слезы одновременно. — Нельзя так на мужиках циклиться, они же чувствуют и борзеют.
— Это не какой-то мужик, это мой Артем… Он обалденный, он… просто мечта, у меня такого никогда не было и уже не будет.

Инночка вздохнула. Некоторые вещи ей действительно было сложно понять — за ней бегала вся мужская часть журфака, но ее не интересовало вообще ничего — ни цветы, ни подарки, ни приглашения на редкие концерты и VIP-вечеринки.