— Вы часто выступаете? Я никогда не задумывался, сочетают ли педагоги обучение с концертами. —Юлька, действительно, ничего ему об этой стороне жизни музыкантов не рассказывала. Других источников информации в этой сфере он не имел.
— Нет, — Елена покачала головой. Угадать промелькнувшую в выражении ее лица эмоцию Ярославу не удалось. — Это первые выступления за долгое время.
— Не верится. Вы так… — он прервался, подбирая подходящую словесную характеристику, но остановился на неспособной выразить все его впечатления о прошлом вечере, — органичны на сцене. — С языка рвались, конечно, более восторженные комплименты, но их неуместность была очевидна.
— Спасибо. — Елена выглядела польщенной. — Я отвыкла от выступлений, волновалась сильнее прежнего.
— Не стоило. Я давно так не заслушивался. Вам веришь.
— Правда? — Елена смотрела на него в ожидании. Не комплимента, а правды. Никакого кокетства в ее вопросе не прозвучало.
— Да, — подтвердил Ярослав честно. — Я издалека не узнал вас, но был удивлен мастерством и глубиной исполнения. Привыкаешь ждать такого уровня от мэтров, что ли. Как минимум, прошу прощения за крайне невежливый ныне эйджизм[5], от кого-то на пару десятков лет постарше.
Елена засмеялась и взмахнула рукой, давая понять, что в извинениях не было нужды.
— Я понимаю, про что вы. Но я уже давно не делю песни на возрастные категории. В академии мой педагог по специальности всегда давала мне материал, как обычно говорят, не по возрасту. И я тогда, правда, не знала, как к ним подступиться. А она говорила: «Ты артистка, значит, должна знать. Ищи, чувствуй». Изображать что-то из себя, не понимая сути, просто копируя, она запрещала. Просекала такое на раз.
— И где искали? — нетерпеливо Ярослав подтолкнул ее к дальнейшему рассказу.
Она пожала плечами.
— В музыке — она ведь всегда говорит за себя, если слушать ее по-настоящему. Еще в литературе, кино, друзьях, знакомых. В себе, конечно же. В прохожих и пассажирах метро. Везде.
— Удивительно, — вырвалась у него не оформившаяся в правильные фразы мысль.
Елена бросила на него заинтересованный взгляд.
— Что именно?
— Все, что вы рассказываете, — объяснил он, неуверенный, что сейчас полностью честен не только перед ней, но и собой. — Детали, которые никогда не приходили мне в голову. Со стороны все как-то спихиваешь на талант.
— Да, я до учебы тоже как-то так и думала.
Принесли заказ. Пожелав друг другу приятного аппетита, Елена и Ярослав ненадолго сосредоточились на собственных тарелках.
Через несколько минут к ним вышел Илья, пожелавший лично подать их столику кофе. Обменявшись приветствиями с Ярославом и познакомившись с Еленой, он мгновенно откланялся, пообещав вернуться позднее и выслушать отзывы. Пока утренняя запара не позволяла ему вести непринужденные беседы с гостями.
Теперь Елена смаковала кофе, а Ярослав… Смотрел. Просто смотрел.
На улыбку, на зажмурившиеся в удовольствии глаза, на тонкие, едва окрашенные кофейным оттенком губы.
— Нравится? — полюбопытствовал он, словами развеивая затуманившийся вокруг них флер.
Она посмотрела на него и с искренним восторгом и заверила:
— Да, это по праву, кажется, лучший кофе в моей жизни. — Елена сияла. Довольная и благодарная.
А Ярославу захотелось приготовить для нее кофе собственноручно.
Наверняка проснулись профессиональные деформация и зависть: положительные эмоции служат допингом, помогая простоять на ногах с шести утра до позднего вечера, — любой бариста зависим от счастливых лиц гостей.
Но Ярослав уже давно не варит кофе почти незнакомкам. Даже таким красивым, как Елена.