– Кхра-кхра-кхра!

Нога зацепилась за корень, и он упал. Над лесом взметнулся волчий вой. Табата вскочил, но тут же одумался: звук принесло издалека… Стая гонит дичь, какое дело волкам до заплутавшего в тайге мальчишки?

Он частенько бродил по таежным тропам недалеко от улуса: помогал брату ставить и проверять силки, набирал хворост, подкреплялся ягодой. Но сейчас места были совсем незнакомые. Узкая тропа, петляющая меж могучих стволов, спускалась с холма. Разглядеть, куда она ведет, не давал густой подлесок.

В вышине захлопали крылья. Так звонко, что Табата пригнулся, прикрыл голову. Тревожно как-то… Двигайся, вперед, вперед… Табата поспешил вниз по тропе: дорога есть – куда-нибудь выведет.

Узкая лента тропки петляла меж деревьями и камнями, приходилось смотреть под ноги, чтобы не изрезать стопы об острые камни и бороздившие землю корни. Хотелось пить, и Табата прислушивался, не раздастся ли звонкий голос ручейка. Он знал: недалеко от стремительных таежых речушек можно найти охотничьи домики – уутээны. А это уже немало. Будет крыша над головой, и непременно найдется несколько кусочков вяленого мяса или сухари. Охотники, покидая стоянку, обязательно оставляют запас еды и дрова.

Справа от тропы раздалось приглушенное топи-топи-топ-топи-топ. Из кустов прямо перед Табатой выскочил молодой олень. Замер, повернул голову, увенчанную мягкими рожками, и дернул ушами.

Табата вдохнул, выдохнул, и вдруг случилось то, от чего в животе у него все перевернулось, – чаща огласилась протяжным воем. Стая загоняла оленя, а Табата стоял у нее на пути!

Олень дрогнул и помчался вниз по склону. Табата бросился за ним, забыв о кровоточащих ступнях и не обращая внимания на хлещущие по лицу и рукам ветви.

На тропу за его спиной выпрыгнул серый охотник. Среди зарослей замелькали волчьи тени.

Неожиданно склон закончился, тропа вильнула влево, и беглецы оказались на широкой поляне. Олень, сделав еще два скачка, замер у высохшей лиственницы, широко раскинувшей причудливые ветви. Задыхающийся, Табата тоже остановился.

На поляну, ликующе рыча, один за другим выскочили пять волков, обступили полукругом. Самый крупный утробно рыкнул, припал к земле.

Табата сжался. Удивительно, но молодой олень стоял спокойно и смотрел вовсе не на подбирающихся хищников.

Чутье, пробужденное ролью добычи, подсказывало Табате: происходит нечто. Странное. Вывернутое наизнанку. Но не худое. Ноги перестали дрожать, напряжение схлынуло. Волки попятились, нервно втягивая воздух носами и уже не рыча, а недовольно ворча.

Что же происходит? Табата расправил плечи и медленно обернулся.

Лиственница ожила, зашевелила корявыми сучьями. Это тяжело поднимался с земли исполинский олень. Его рога качнулись, вознеслись вверх. Олень величаво выступил на середину поляны, склонил тяжелую корону и двинулся на вожака. Волк огрызнулся, но напасть не посмел. Олень сделал еще шаг. Волк взвизгнул и скрылся в зарослях. Стая последовала за ним.

Олень повернулся к Табате, взгляды их встретились: спокойная мудрость древнего животного и ясные, с удивлением смотрящие на мир глаза ребенка. Олень шагнул к Табате. Склонил рогатую голову. Табата доверчиво потянулся погладить костяную корону и не успел даже ахнуть. Острые рога вонзились ему в живот.

Тайах-ойуун13 нагнулся, чтобы не зацепить притолоку лосиными рогами, венчавшими его шапку, и вышел из юрты. Нарыяна стояла у сэргэ14, обхватив себя руками, покачивалась из стороны в сторону. Словно дитя баюкала. Ойуун нахмурился: будь здесь отец девочки, разговор вести было бы проще. А теперь жди слез.