Мин Су мучительно размышляла над выбором имени, которое американцы называют «первым»[2]. Стоит ли давать сыну американское имя, которое легко смогут выговорить его учителя и одноклассники? Или лучше придерживаться традиции и выбрать два китайских иероглифа, чтобы получилось имя из двух слогов?

Имя – могущественная вещь. Это не только знак индивидуальности, но и некая карта, позволяющая сориентироваться во времени и пространстве – словно компас.

В конце концов Мин Су пошла на компромисс. Она дала сыну американское имя, за которым следовали корейские фамилия и имя. Она назвала его Чарльз Чжэ Вон Бэ. Своего второго сына она назвала Даниэль Чжэ Хо Бэ.

У мальчиков было два имени: корейское и американское. Американское и корейское. Чтобы они знали, откуда пришли. Чтобы знали, куда идут.

Я ОПОЗДАЛА. Я ВХОЖУ В ПРИЕМНУЮ и иду к секретарше. Она качает головой, ведь уже не раз становилась свидетелем подобных возвращений. Здесь все уже всё видели, и никому нет дела до того, что ты проходишь это испытание впервые.

– Вам нужно позвонить по основному номеру Службы гражданства и иммиграции США и записаться заново.

– У меня нет на это времени, – отвечаю я.

Я рассказываю о женщине на проходной, Ирэн, и ее странном поведении. Я говорю спокойно и взвешенно. Секретарша пожимает плечами и отводит взгляд, давая понять, что разговор со мной закончен. И в любой другой день я не стала бы спорить, но только не сегодня.

– Пожалуйста, позвоните ей. Позвоните Карен Уитни. Она назначила мне встречу.

– Вам было назначено на восемь утра. Сейчас пять минут девятого. Она уже беседует с другим просителем.

– Прошу вас. Я не виновата, что опоздала. Она сказала…

Лицо секретарши каменеет. Уже не важно, что я буду говорить, – ее это не волнует.

– Мисс Уитни беседует с другим просителем. – Она произносит эти слова с расстановкой, словно думает, что я не понимаю английский и это не родной мне язык.

– Позвоните ей, – требую я.

Теперь я говорю громко, и в моем голосе слышны истерические нотки. Все остальные посетители, даже те из них, кто не говорит по-английски, таращатся на меня: отчаяние на любом языке звучит одинаково.

Секретарша дает знак охраннику. Но прежде чем он успевает подойти ко мне, дверь, которая ведет в переговорные, открывается. Очень высокий и худощавый темнокожий мужчина кивает мне.

– Все нормально, Мэри, – обращается он к секретарше. – Я с ней поговорю.

Я быстро прохожу в коридор, пока мужчина не передумал. Он разворачивается, не глядя на меня, и идет вперед. Я тихо следую за ним. Наконец он останавливается перед дверью в кабинет Карен Уитни.

– Подождите здесь. – С этими словами незнакомец исчезает на несколько секунд и возвращается с красной папкой в руках – это мое личное дело.

Мы преодолеваем еще один коридор и наконец заходим к нему в кабинет.

– Меня зовут Лестер Барнс, – начинает он. – Присаживайтесь.

– Я…

Он поднимает руку, призывая меня к тишине.

– Все, что мне нужно знать, – в этой папке. – Он берет ее за уголок и трясет. – Окажите себе услугу – помолчите, пока я читаю.

У него на столе царит порядок, которым он явно гордится. Я вижу комплект серебряных канцелярских принадлежностей: держатель для ручки, подносы для входящей и исходящей почты и даже визитницу с выгравированными на ней инициалами. Кто-то еще пользуется визитками? Я протягиваю руку, беру одну и кладу себе в карман.

Высокий застекленный шкаф, который стоит за его спиной, хранит стопки цветных папок. В каждой папке – чья-то жизнь. Наверное, цвет может рассказать о судьбе каждого иммигранта… Моя папка отмечена красным – цветом отказа.