Скорее всего, меня доставят по земле. А это значило минимум две недели пути. Минимум две недели относительной свободы вне этих проклятых замковых стен. Подальше от Тирама Влассфора, его мамаши и мерзкого подземелья, где меня могла ожидать лишь смерть — медленна или быстрая, не так уж важно.
— Хорошо, — выдохнула я, слишком неожиданно даже для самой себя.
Алый капюшон дрогнул в полумраке. Мне показалось, вот сейчас я увижу под ним глаза Митроила… Но ничего подобного. Тьма в глубине осталась всё той же тьмой.
— Значит, ты согласна? — уточнил главный служитель.
— Согласна, — ответила тихо, отчего по всему телу прошёлся скребущий холодок.
— Прекрасно. Это правильный выбор, Киора.
Я думала, Великий Митроил ещё что-нибудь объяснит, даст какие-то инструкции или предупреждения. Но, судя по всему, он получил всё, что ему было от меня нужно, и сразу ушёл.
21. Глава 14.
— Вставай!
Грохот решётки заставил меня открыть глаза. После короткой встречи с Великим Митроилом я совершенно потерялась во времени. Не понимала, сколько прошло минут и часов, ночь сейчас или день, и как долго уже нахожусь в заключении.
Ещё дважды мне приносили еду. Она не слишком отличалась от той, что мне подали первой. И если здесь таков был паёк на постоянной основе, очень вероятно, узники тут надолго не задерживались, попросту умирая от недоедания и недостатка питательных веществ. Стало быть, предшественница моя либо выбралась отсюда каким-то чудом, либо жизнь её давно угасла.
Я же за свою жизнь намеревалась биться. Покинуть вонючую камеру — план минимум, а на дальнейшие планирования ни сил, ни фантазии пока не хватало. Нужно было дождаться непосредственного вызволения, а там уж видно будет.
Вот я и дождалась…
— Подымайся, говорю! — охранник ухватил меня за руку и сдёрнул с лежанки, заставив встать на ноги.
Поскольку мне не давали ни помыться, ни переодеться, да и кормили кое-как, самочувствие моё едва ли улучшалось. К тому же появилась ещё одна проблема, которая мучила меня страшно — грудное молоко, оказавшееся совершенно ненужным…
Благо, я ещё помнила, как боролась с тем же самым в своём прошлом воплощении. И, честно скажу, эти страдания вообще сложно с чем бы то ни было сравнить, так как они имели не только физиологический характер, но и моральный, непрерывно напоминая о том, что мой ребёнок погиб.
Или всё же не погиб?..
Записка незнакомой девушки дала мне надежду. Хлипкую надежду, эфемерную, слишком отчаянную, но оттого не менее необходимую. Мне нужно было хотя бы чуть-чуть верить в то, что эта жизнь обошлась с моим ребёнком благосклоннее.
Прижимаясь грудью к холодным камням, чтобы снять жар от невостребованного молока, я упрямо повторяла себе, что должна выстоять. Лактация постепенно сойдёт. При таком питании — может, даже через неделю. Я оклемаюсь и приду в норму, просто нужно время. Мучительное время…
И, видимо, чтоб уж совсем мне жизнь мёдом не казалась, теперь меня выволокли из камеры и потащили в неизвестном направлении.
— Иди живее, — подстёгивал охранник.
Согнувшись и обняв себя руками, я поплелась по коридору.
— Куда мы идём? — спросила без особой надежды.
Мне не ответили. Чего и следовало ожидать.
Через несколько поворотов появились ступени — наверх. Наверх — значит, к свободе. По крайней мере, так мне представлялось.
Но едва выбравшись наружу — в ночной воздух, показавшийся самым сладостным ароматом во всём мире после зловония темницы, я моментально осознала, что чаяния мои полетели в тартарары.
Меня уже поджидала повозка — телега, запряжённая парой лошадей. Проблемой оказалось том, что в задней части этой повозки находилась клетка. Деревянная, грубо сколоченная. Полагаю, в таких перевозили каких-нибудь животных на рынок или на забой.