Заново родился: мысли возвращаются вместе с ощущениями. Ноют ушибленные ребра, в ушах звенит, хочется пить. Запрокинув голову, Артур рассмеялся. Белесое небо, нищета и убогость вокруг – его мир. Что делать дальше, он еще не думал, просто наслаждался свободой.

Придя в себя, осмотрел пистолет: простенький, самозарядный, в магазине семь патронов, еще десяток дали омеговцы. В деревне можно попытаться обменять боеприпасы на какое-нибудь обеззараживающее средство, а потом… Только сейчас Артур сообразил, что «потом» может не наступить. Он один, всего имущества – мокасины, штаны да майка, которой руку перевязал. Еще пистолет, устаревший до Погибели. Дома у него нет, возвращаться некуда, да и не доберется: если мутафаги по дороге не задерут, так охотники за головами прибьют или продадут в рабство. В охрану караванов не наймешься: омеговцы под боком, им Артур не конкурент.

Выходов два: побатрачить у землепашцев или прибиться к банде. Первое Артуру нравилось больше, если бы не одно «но». Даже два. Во-первых, заплатят такие гроши, что даже на куртку нормальную не хватит; во-вторых, хорошо, если наниматель попадется честный и не обманет, а если решит сэкономить? Прирежет ночью по-тихому и манисам скормит.

А ведь есть еще вариант! Податься в «дикие» наемники! Там ни машины, ни оружия не требуется – выдадут на месте, главное, чтоб здоровый и сильный был. Кормят, поят, крыша над головой и платят, говорят, неплохо. Постепенно накопить денег, обрасти знакомствами, а потом пойти на вольные хлеба… Не совсем на вольные – под ту же Омегу. Надо будет у местных спросить, где люди требуются.

После того как его отпустили, Артур омеговцев даже зауважал: единственные люди в Пустоши, которые слово держат! Бывает же!

Он двинулся к свалке в приподнятом расположении духа, но чем ближе подходил, тем больше настораживался. Где дорога? Неужели никто не ездит? Слева появилась узкая малохоженая тропинка со следом ботинка в засохшей грязи. Ни полей, ни пастбища – почему местные ничего не выращивают? Вряд ли вблизи замка рискнули обосноваться кетчеры. Задумавшись, Артур споткнулся о покрышку с оплавившейся резиной и выругался.

Солнце, коснувшись скал, похожих на огромную корону, окрасило их алым, побалансировало немного на пиках и начало медленно скатываться – по долине протянулись длинные тени, отчего желто-красная земля стала еще ярче.

В сердце Артура поселилось дурное предчувствие.

За сваленные кучей самоходы и неведомые машины Древних он заходить не стал – в гостеприимство местных не верилось. Машины методично стаскивали, должно быть, много сезонов, громоздили друг на друга, создавая многоэтажные коридоры из взаимопроникающих салонов. Сооружение Артуру что-то смутно напомнило, но без конкретики.

Прокашлявшись, он крикнул:

– Есть кто живой?

– Пррроваливай! – ответили ему надтреснутым голосом.

Забубнил, возражая, второй мужчина. Тряпки на окнах самохода заколыхались, разъехались в стороны, и из салона высунулась харя, заросшая пегой бородой по самые глаза.

– Чаво тебе?

– Пить есть? – прохрипел Артур.

– Самим мало, проваливай!

– Подожди, – заговорил другой, высунувшись из соседнего окна. Рожа у него была не лучше: тоже заросшая, только борода – черная с проседью, нечесаные патлы сбились в колтуны, один глаз заплыл. – Чё у тебя есть? Просто так не нальем.

– Меня только что отпустили…

Пегобородый заржал. Было слышно, как он катается по салону и сучит ногами, доносились похрюкивания и возгласы:

– О-о-о! Е-его! Ха-ха-ха! О-о-отпустили! Я сейчас… сейчас лопну!