– Ну-ка, Валентин, – обратился политработник к опекаемому им со вчерашнего дня солдату, – а ну, приподнимись.

Боец невольно дернулся, не понимая, что от него хочет воинский наставник.

– Я тебе зипун принес. Под себя подстели. А то застудишься, – он присел перед бойцом на колени и начал подсовывать тому под тело принадлежавший кому-то когда-то предмет теплой одежды, приговаривая: – У снайпера первая болезнь – это простуда. Застудиться, когда на земле подолгу лежишь, раз плюнуть.

Солдат почувствовал неловкость перед своими товарищами, которые в это время сами не то с завистью, не то с непониманием наблюдали за проявлением излишней заботы по отношению к одному из них.

– Морозы внезапно в этом году нагрянули. Осень еще не закончилась, а похолодало сильно, – ворчал политработник, старательно подсовывая под снайпера зипун и распрямляя его потертые от времени края. – Обмундирование теплое зимнее когда еще дадут? А воевать уже вот-вот придется, – он сосредоточил взгляд на предложенной теплой подстилке: – Артиллеристы где-то прикарманили, – начал комментировать он причину появления в своих руках старенького крестьянского зипуна. – Сказали, что возле дороги нашли. Видать, беженцы потеряли.

Политработник нахмурился, отвернулся и добавил к сказанному:

– Ну, другого они мне не преподнесут. Воинскому комиссару в воровстве народного имущества признаваться не станут. Знают, что за это я им устрою.

Политработник нахмурился, а потом снова с особой, поистине отцовской внимательностью, посмотрел на солдата, удобно лежащего на подстеленном под тело зипуне. Тот уловил краем глаза его взгляд, но не посмел, по своему строгому воспитанию, ответить тому тем же. Он отвернулся, неожиданно для себя отметив добрые глаза пожилого наставника. Когда-то так смотрел на него отец, оставшийся в памяти молодого человека заботливым, внимательным, душевным человеком.

Боец плотно сжал губы. Он любил своего отца, а после смерти того долгое время никак не находил себе места. Очень часто вспоминал его самого, его сильные крестьянские руки, широкие и всегда теплые ладони, задорный взгляд, неповторимую улыбку. Старался все в своей жизни делать так, как мог бы делать отец, с его творческим подходом, тщательностью выполнения всех и даже самых мелких деталей. Он жалел, что сам не был похож на отца внешне, взяв от него только рост выше среднего, широкие плечи и грудь, а еще физическую силу. Сетовал из-за того, что природа наделила его сходством с матерью, которую он так же, по-сыновьи, горячо любил. Но отец был для него всегда более значимым, чем мать. Все свободное время они проводили с ним вместе. Именно он и привил ему любовь к охоте на зверя и птицу, навыки выслеживания добычи, интерес к оружию, умение метко стрелять.

– Немцы! Товарищ старший политрук, немцы на шоссе! – прокричал кто-то слева, от чего все солдаты в залегшей на кромке леса цепи невольно приподняли головы над травой, чтобы увидеть появление противника.

– А ну не высовываться! – громко сказал политработник, первым делом дисциплинируя подчиненных, и только потом приподнялся на локтях, чтобы выглянуть из-за укрытия и лично засвидетельствовать движение гитлеровцев по дороге.

Он вскинул перед собой бинокль и начал им медленно водить вдоль видимого участка шоссе, фиксируя для себя происходящее на нем.

– Ну-ка, Валентин, – обратился он к бойцу со снайперской винтовкой, – посчитай мне их. Только внимательно, ничего не упусти. Сколько и какой техники там есть.

Солдат тут же повернул ствол оружия в нужном направлении, прильнул глазом к прицелу, медленно, кончиками пальцев покрутил маховики настройки оптики и застыл, шевеля губами, считая про себя количество техники.