Это было неожиданно. Бойцы напряглись. Немецкий танк продолжал ползти вперед, разбрасывая вперед-назад гусеницами комья мерзлого чернозема. Его пушка снова смотрела в направлении безмолвно застывшего на месте Т-34, который, казалось, получил смертельное ранение и не может дать сейчас ответа. По телу Валентина пробежал холодок. Глаза парня начали наполняться влагой из-за потери советского танка, как вдруг танк огрызнулся, выстрелив по врагу.

Грохот пушки тридцатьчетверки и поражение бронебойным снарядом корпуса немецкого танка почти совпали по времени и слились в единый удар сталью по стали. Солдатам на кромке леса даже показалось, что вражеская машина была прошита метким выстрелом насквозь – от ее кормы что-то с грохотом отлетело назад. С бортов отскочили и попадали на землю висевшие на броне солдатские ранцы, канистры и какие-то ящики, роль которых никому не была известна. И почти сразу, едва ли не секунда в секунду, внутри немецкого танка что-то взорвалось, да так сильно, что его массивная башня с громким треском отделилась от корпуса, подлетела над ним примерно на метр и рухнула возле борта, обдаваемая ярким и жарким пламенем и густым черным дымом. От того места на крыше боевого отделения, где она только что находилась, в небо взметнулся яркий стремительный огонь.

Валентин и бойцы рядом с ним ошалело смотрели на происходящее перед ними. На их глазах, перед их восхищенными взорами, ставшая родной до боли тридцатьчетверка победно расправилась с двумя немецкими танками, сделав по ним три метких пушечных выстрела. На широкой и вытянутой поляне полыхали огнем немецкие танки. А невозмутимый и непобежденный Т-34, только что повергнувший в дикий страх и смертельный ужас своими действиями гитлеровцев, громко урча мотором, подминая сломанные деревья, развернулся и через полминуты скрылся где-то в лесном массиве.

– Видели! – радостно закричал пулеметчик, обращаясь к своим товарищам.

Валентин обернулся в его сторону. Широкая улыбка возникла в эту секунду на его лице.

– Отходим! – прервал общую радость сержант и поднялся.

Подгоняя всех остальных жестами, он побежал в глубь леса, удаляясь как можно дальше от места боестолкновения танков. Бойцы направились за ним. Метров через триста, преодолев лесные заросли, они остановились, чтобы отдышаться. Еще одной причиной остановки было обнаружение ими раненого красноармейца-артиллериста, голова которого была замотана окровавленным бинтом. Тот брел, шатаясь, опираясь на стволы деревьев, и ничего не понимающим взглядом озирался по сторонам.

– Контузия, – заключил сержант, остановившись прямо перед ним.

Красноармеец протянул к нему руку и что-то невнятно произнес. Потом приподнял глаза и сказал уже более отчетливо:

– Все погибли! Весь взвод! Накрыло нас!

– Это с позиций сорокапяток, товарищ сержант! – прокомментировал слова бойца Валентин. – Слева от нас огонь вели по танкам и бронемашинам!

– Да, геройски сражались ребята! – добавил к сказанному пулеметчик, разглядывая обнаруженного в лесу артиллериста.

– И пали все смертью храбрых, – тихо произнес сержант, сразу после этого громко выкрикнув, обращаясь к Валентину: – Сафронов!

– Я! – отозвался тот.

– Доставь бойца к нам на позиции и передай санитарам. Сам оставайся там же. Возвращаться к нам не нужно.

– Есть! – немного уныло ответил ему молодой солдат.

Уходить назад, оставлять группу, отправленную взводным в разведку, ему никак сейчас не хотелось. Он поймал боевой кураж. Завелся как воин от вида победоносного сражения танкистов, которое воочию наблюдал всего пять-семь минут назад. А за час до того сам уничтожил не менее пяти гитлеровцев, ведя огонь из своей винтовки с оптическим прицелом, чем открыл свой личный снайперский счет.