Осторожно достал молоток и стал бить по крюку, потом убрал от него левую руку, чтобы и ею держаться за скалу. После чего принялся бить по крюку со всего размаха, загоняя его все глубже, пока не раздался характерный звон.

– Сидит крепко, – заключил он, проверив крюк еще несколькими боковыми ударами. Убрал молоток, достал из мешка карабин, зацепил за отверстие в крюке, пропустил веревку в ушко карабина. – Теперь безопасность обеспечена, но у меня по-прежнему остается задача подняться, поэтому я возьму еще один карабин и подсоединю его. – Он достал две страховочные петли, переплел их так, чтобы получилась, как это называют французы, etrier[33], и зацепил один конец карабином.

Поднялся по двухступенчатой лестнице согнувшись, поскольку продолжал держаться за крюк, который теперь находился чуть выше его левой ноги. Оказался в столь неустойчивом положении, что боялся посмотреть вверх. Рафи затаил дыхание.

Медленно-медленно насколько можно выше вытянул правую руку, но та на целых две ладони не доставала до изгиба ствола. Все так же медленно он задрал голову кверху, замер, закатив глаза, чтобы видеть ствол.

А потом просто выпрямился, словно стоял где-нибудь в кафе в Трастевере, и ухватился за ствол, точно воздушный гимнаст за трапецию. И через две секунды уже сидел на уступе, занимаясь снаряжением.

Привязавшись к дереву, натянув веревку, для страховки обернув ее вокруг талии, крикнул Рафи:

– Поднимайся.

В тот самый миг, когда его руки коснулись скалы, Рафи понял, что все изменилось. Из-за вершины выглянуло солнце, воздух сразу стал теплым, даже горячим. Он почувствовал запах сосновой смолы, который вместе с шумом водопада приносил ветерок. Мир и синее небо остались у него за спиной, а он лез по трещине, словно та превратилась в лестницу. Его тело била взволнованная дрожь, и он боялся поверить тому, что испытывал в те мгновения. Похоже, он родился не для того, чтобы быть мясником или адвокатом, а чтобы делать именно то, что делал сейчас. Сила рук и ног, сила кистей и пальцев, экстраординарное и только что открытое чувство равновесия помогали Рафи пройти первую веревку. Вдавливаясь в расщелину, чтобы вытащить отлично расположенные крюки Алессандро, он не дрожал, как часто случается с альпинистами-новичками. Подъем вызывал у него ощущение счастья. Он не спрашивал совета, его не волновало натяжение веревки, он поднимался вдвое быстрее, чем ожидал Алессандро, а на последнем отрезке у дерева совершенно поразил своего учителя.

Вместо того чтобы воспользоваться etrier и оставить на крюке, он сдернул ее с крюка, сунул в мешок и посмотрел вверх.

– Что ты задумал? – спросил Алессандро. – Мне надо затащить тебя сюда.

– Нет, – возразил Рафи и полез, используя почти невидимые неровности. Когда руки достигли конца узкой трещины, он стал подтягивать вверх ноги и скоро изогнулся, как натянутый лук, а его пальцы и стопы непостижимым образом цеплялись за края узкой щели.

– Все в порядке, – бросил он Алессандро, который в изумлении наблюдал за ним. И в следующую секунду повторил трюк Алессандро – выпрямился в полный рост, одними ногами упираясь в негостеприимную щель в скале, а не стоя на надежно закрепленной etrier.

Начал падать, но в последний миг уцепился за ствол кончиками пальцев и скоро сидел на выступе скалы рядом с Алессандро.

За десять дней ученик начал опережать учителя, и уже первым проходил самые трудные и опасные веревки, где приходилось применять нестандартные методы. Потому что зацепки для рук и ног отсутствовали. Именно на таких склонах альпинисты демонстрируют недюжинную силу, забивая до пятидесяти крюков в день.