– Невозможно! Всякий раз, как ты будешь к ней прикасаться, тебя будет бить электрическим током. А если найдут способ обезопасить тебя… скажем, оденут в резиновый костюм или закрепят на пальцах пластинки из слоновой кости, или посадят на резиновый трон, тогда электричество не будет знать, что ему делать. Как электричество может знать, что ему делать? Человеческие пальцы! Человеческие пальцы! Они созданы для того, чтобы выписывать красивые буквы, а не стучать по клавишам.

– А как же пианино?

– При чем тут пианино?

– Музыка такая красивая, а создают ее стуча по клавишам.

– Немцы – да, но не мы.

– Итальянцы не играют на пианино?

– Есть разные степени сочувствия. – В голосе Орфео слышалась паника, тело и лицо дергались. – Вдруг они ворвутся сюда, лопоча на своем варварском языке, словно мартышка, давящаяся апельсином. Иногда мне снится, что немец смеется надо мной, потому что я такой коротышка. Смотрит на меня и тычет пальцем, а его рот сворачивается, как свиток. «Ты такой низенький! – говорит он. – Какой у тебя рост, один метр?» Но я все держу под контролем. Просто не обращаю внимания. Полностью владею ситуацией. Я вижу этот сон каждую ночь. Эти люди высокие, но они безумцы. Поэтому они говорят так, будто им делают операцию без наркоза.

– Мне не кажется, что у них ужасный язык, – возразил Алессандро. – Он такой же красивый, как наш, ну, почти.

– Не отдавай Венецию этим выпивохам.

– И не собираюсь.

Орфео согнул руки, сжал кулаки.

– Будешь сражаться?

– Сражаться с кем?

– С немцами, вот с кем!

– Войны не будет.

– А если все-таки случится?

– Никаких немцев, кроме туристов, здесь никогда не будет!

– Из-за таких людей, как ты… – В голосе Орфео слышалось неприкрытое отвращение. – От Рима остались одни руины. И так уже тысячи лет.

– Почему? Потому что я не убиваю туристов?

– Нет, из-за слонов.

– Слонов?

– Римляне чувствовали себя в безопасности, потому что слоны жили по другую сторону моря, но Ганнибал оказался умнее. Он кормил слонов виноградом и медом, пока они не раздулись, как бочки, а потом в Сеуте заманил их в воду, говоря: «Давайте немного поплаваем», – и течение отнесло их к Испании, где они вышли на берег. – Он повернулся к усатому писцу. – Разве это неправда?

– Не знаю. Меня там не было, – ответил писец.

– Ах! Вы оба трусы. – Орфео покачал головой. – И вот для двух трусов два факта. Они уже покорили Италию: Милан, Венецию, Фиренцу, Болонью и Геную. Осталось только официально это признать. И люди, которые смогут их побить, – это те, кто прошел необходимую подготовку и готов сражаться до последнего.

– Это три факта, – встрял в разговор еще один писец.

– И что? Кто ты такой, чтобы придираться к цифрам? Я не могу разобрать твои пятерки: они все кажутся шестерками.

Писцы заспорили. Алессандро вернулся к португальскому контракту, думая о слонах, выбирающихся из моря на южное побережье Испании. Австрийцы, конечно, располагают боевыми кораблями в Средиземном море, впрочем, они могли бы просто спуститься из Тироля без всяких слонов, но сейчас царит мир, можно не думать о войне, никто не требует от него погибнуть во цвете лет. История осчастливила его таким подарком, и он испытывал глубокую благодарность, отказываясь даже представить себе войну. Ничто не ограничивало его свободы, и он это знал.

В одиннадцать появились певцы. Не африканцы. Не ангелы, но пели они хорошо, и время до перерыва на обед пролетело незаметно. Ровно в час дня, когда женщина закончила последнюю арию, двери и окна, выходящие на площадь, открылись, и на брусчатку посыпался быстрый и шумный серебряный дождь.