– Значит, его, – озвучил Гена то, о чем я успел влет подумать.

– Гром, – я поднес рукавицу к носу овчарки. – След! Ищи!

Гром навострил уши, смешно задвигал носом, внюхиваясь. А вообще он напрягся, во всем его облике проявился азарт. Обнюхав перчатку, он пригнул голову, поводил ею из стороны в сторону… Замер.

– След! – нетерпеливо повторил я.

Гром вроде бы как-то неуверенно шагнул вперед… но вот резко подался вперед и тут же оглянулся на меня.

– Ищи! – велел я.

И Гром рванул вперед.

Мы неслись по лесу, по его незнакомым тропкам, световое пятно хаотично прыгало – Зинкевич бежал сразу за мной, держа фонарь. И еще кто-то сзади подсвечивал. Кто-то споткнулся, упал или чуть не упал, матюкнулся. А Грома точно разобрал драйв охотника, некие древние, спящие волчьи гены вдруг проснулись, превратили служебного пса в хищника, он натянул поводок, мешавший бегу, зарычал… И по необъяснимому наитию я понял, что мы вышли на цель.

Я отстегнул поводок:

– Гром! Взять!

Освобожденный от узды, пес одним броском оторвался от нас. Я услыхал его грозный рык из тьмы. И сержант отпустил Рекса. Хищной тенью пес пронесся мимо меня, немного забирая влево.

Собаки в темноте видят нормально. Похуже кошек, но намного лучше нас. Так что для Грома и Рекса никаких проблем в движении не было. Но и мы их не потеряли. Я слышал рычание, старался выдерживать курс по нему, а следом за мной и все прочие – хотя, конечно, и ветви хлестали, и грунт неровный, каждый шаг в неизвестность, ведущая нога натыкалась то на какой-то выступ, то попадала в ямку… Но в целом – вперед, вперед, вперед!

Гром резко взлаял. Ничего дружественного в этом звуке не было, напротив – честная агрессия, «иду на вы». Секунда – он свирепо зарычал, и тут же шум, треск веток и отчаянный вопль:

– Все! Все! Сдаюсь! Уберите собак! Уберите!..

Свирепо загавкал Рекс.

Я чуть не упал, когда моя левая нога попала в невидимую колдобину, но сумел удержать равновесие.

– Гром! Оставь!

Пляшущий луч выхватил из темноты разъяренных Грома и Рекса над мужским телом, лежащим, обхватив голову.

Секунд через пять-десять мы были рядом.

– Гром, оставь! Молодец. Молодец!

Я поощрительно потрепал пса по шее. И слегка пнул лежащего в бедро:

– Подъем!

– Собак уберите, – плаксиво проныл лежащий.

– Вот сука… – запыхавшись проговорил кто-то из бойцов. – А я-то думал… Не, ну как вы его взяли! Лихо!

– Не вы, а мы, – с нажимом скорректировал Грищук.

– Мы, мы, – с юморком произнес Зинкевич.

– И сука – это собачья женщина. И девушка. Так что не надо, – сказал я. – Так! Здесь не плацкарт. И не купе. Вставай давай!

Лежащий зашевелился, обозначая движение вверх, но не встал. Я продублировал:

– Ты что, с первого раза не понимаешь? Мне повторить прикладом по горбу?.. Ну, живее, живее!..

Он осторожно, сутулясь, привстал. Псы заворчали. Задержанный вздрогнул.

Это был мужичонка неопределенных лет, самого обычного простецкого вида, в какой-то темной робе, что ли.

– Ты кто, жопа? – сердито рявкнул Грищук. – Имя?!

– Это… Это мое имя?

– Свое я сам знаю! Ну, быстро!

– Ни… Николай.

– Фамилия, мать твою!

– Шубин. Николай Шубин…

– Зачем проник в часть? Ну! – я обозначил недвусмысленное движение прикладом вниз, в область ширинки черных штанов.

Задержанный вздрогнул, руками невольно прикрыл пах.

Конечно, я не собирался его трогать. Не по-мужски это, не по-солдатски измываться над беззащитным. Но припугнуть для пользы дела бывает необходимо.

– Да я так… ребята! Я случайно… – запричитал он, – ну, поддал, заплутал, хрен знает, лес какой-то! Потом слышу, собаки бегут, лают. Ну, здесь я струхнул, конечно… А тут вы…