Я хмыкнул:

– Во-первых, здравствуйте.

Улыбка сбежала с лица, глаза недобро прищурились:

– Не понял!.. Ты чего, умный, что ли? Или сильный?

– Я сильно умный. А ты всегда вопросом на вопрос отвечаешь? – сказал я и ощутил, как у моей правой ноги напрягся Гром, издав легкое ворчание.

Конечно, парень это заметил. Скосился на собаку. И вдруг преобразился, вмиг вытянувшись, приведя пилотку в норму и спешно застегивая верхнюю пуговицу.

– Что здесь происходит? – негромко произнес спокойный голос.

Глава 4

Я обернулся. Гром тоже повернул голову.

К нам неспешно подходил немолодой старший лейтенант. Честно скажу, странновато было видеть человека в таком чине и в таком возрасте. Лет сорок, наверное. Впрочем, рядовые офицеры, тянущие лямку службы в суровых условиях далеких гарнизонов, зачастую выглядят старше своих лет. Но этому старлею точно не было меньше тридцати, что соответствовало бы чину… Невысокий, не очень плечистый, но плотный, коренастый, он казался сделанным из какого-то твердого, неподатливого материала. А облачен был в амуницию дежурного по части, включая красную повязку на руке.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! – поспешно отрапортовал здоровяк, успев застегнуть пуговицу, но не крючок воротника.

Офицер не счел нужным ответить на приветствие. Он молча окинул взглядом стоявшего по стойке «смирно» рядового и лишь после паузы соизволил сказать:

– Гладков!

– Я!

– Вижу, что ты. Почему у тебя вид такой уругвайский?

– Виноват…

– Ремень!

Гладков поспешно подтянул ремень в нормальное положение.

– Крючок!

– Сломался, товарищ старший лейтенант. Отлетел.

– Исправить!

– Есть!

Старлей перевел взгляд на Грома, и лицо его как-то необъяснимо потеплело.

– Так… – произнес он. – На службу, значит?

– Так точно, – четко ответил я, понимая, что это и есть тот самый старший лейтенант Смольников, под чьим началом мне надлежит служить.

– Качественный, – кивнул он на Грома. – Все стандарты породы выдержаны…

Перевел взгляд на меня:

– О чем говорили?

– Да ничего особенного, – сказал я. – Просто познакомился с новыми сослуживцами.

Старлей иронически хмыкнул:

– Вот как… Ну ладно. Гладков, я так понимаю, у тебя есть желание домой поехать тридцать первого декабря. В двадцать три пятьдесят девять. Так, что ли?

Гладков криво заулыбался, демонстрируя, что понимает начальственный юмор.

– Н-ну, товарищ старший лейтенант…

– Смотри, будет «ну». Организую… Усвоил?

– Так точно!

– Свободен. Крючок пришей!

– Есть! – и верзилу как ветром сдуло.

В двери КПП показался знакомый мне боец:

– Товарищ старший лейтенант! Звонят.

– Подожди тут, – сказал дежурный и отправился в здание. Походка у него была тяжелая, ступал он плотно, по-медвежьи, без малейшего изящества в движениях. Вообще сразу, интуитивно чувствовалось, что этот человек прошел тяжкую, трудную школу жизни и службы. И невеликий чин – следствие того, что ему пришлось долго подниматься с самых низов…

Недолго переговорив, он вышел из КПП в сопровождении насупленного младшего сержанта:

– Понял, Левченко?

– Так точно… – без радости в голосе ответил тот.

– А раз так, чтоб было сделано! Плохо подчиненных контролируешь. Исправляй!

– Есть…

– Придет начштаба, скажешь, что я на пятый пост пошел.

Распорядившись так, старлей подошел ко мне:

– Так, боец! Теперь с тобой… Документы давай на себя и на кобеля. Кобель ведь? – он взглянул на Грома.

– Так точно.

– То-то же, – с удовлетворением сказал дежурный. – Давай документы!

Изучив все, включая бумаги Грома, он произнес:

– Ну что же… Значит, вливаешься в наши ряды. Под моим началом. Я – командир взвода вожатых караульных собак старший лейтенант Смольников. Алексей Петрович.