Поворот с покосившимся указателем, оказавшийся зажатым между пышным кустом шиповника и толстой старой берёзой, я увидела буквально за пару метров и едва не проскочила, затормозив в последнюю секунду. Грунтовая дорога, поросшая травой, навевала на мысли о том, что ездили по ней довольно редко, но даже это меня не остановило. Мало ли, вдруг в деревню давно уже сделали другую, а я об этом даже не знаю.

Густые кусты подпирали с обеих сторон просёлочную дорогу, поэтому пришлось снизить скорость до минимума, что уберегло меня от столкновения с выскочившей из зарослей косулей. Визг тормозов и лесной красавицы как не бывало, но сердце ещё долго колотилось в груди, запустив в кровь новую порцию адреналина.

Я прекрасно понимала, что организм последние сутки работал на износ, но другого выхода не было. Зато доберусь до места и отдохну на лоне природы.

Думая об этом, я даже не предполагала, насколько окажусь права.

Деревня встретила меня закрытыми ставнями, заросшими дворами и домами с покосившимися крышами.

Мда-а, отдохнула на лоне природы, называется…

А ведь когда-то здесь было больше сотни дворов, много детворы, сады, огороды, живности хоть отбавляй. В детстве я любила слушать дедушкины рассказы о том, кто-чем в деревне занимался. Сам он был знахарем, и в доме всегда пахло травами. Но встречались и те, кто промышлял охотой. Многие выращивали на продажу овощи и фрукты, а так же занимались гончарным ремеслом или выделывали шерсть, разводя тонкорунных овец. Жизнь кипела вовсю… Сейчас же кругом царило запустенье.

Дедов дом из толстого сруба отыскался в самом конце главной улицы, там, где некогда огромный сад соединялся с лесом. Когда-то во дворе мне вешали качели на ветке старой яблони, и, взлетая то вверх, то вниз, я представляла себя птицей. Солнце играло в волосах, нос щекотал яблоневый аромат, и казалось, что впереди меня ждёт только хорошее.

Счастливые были дни!

Сердце наполнилось приятным теплом от воспоминаний. Всё здесь казалось знакомым и родным, поэтому я решила остаться несмотря ни на что. Подумаешь, много пустых домов… Некоторые живут же отшельниками и ничего. Зато чутьё мне подсказывало, что душевные раны затянутся в этом месте гораздо быстрее, чем где бы то ни было.

Распахнув настежь большие ворота, в которые некогда заходила запряжённая в телегу лошадь, я загнала машину во двор, и уже собиралась их закрыть, когда чья-то рука опустилась мне на плечо, отправляя тем самым сердце в пятки.

— Приехала, наконец, — старческий голос, заставил подпрыгнуть на месте.

И как ещё не заверещала? Вот было бы стыдно.

Обернувшись, успев за тот миг напридумать чёрте чего, я уставилась в лицо старушки.

— Не признала что ли? Не мудрено, столько лет не ездить в родные места, — ворчала она, а память услужливо подбросила воспоминание давно минувших дней и образ улыбчивой бабушки, которая пекла большие румяные пирожки с яблоками и вишней, угощая меня каждый раз, когда отец привозил в гости к деду.

— Бабуня, — вместо имени первым пришло на ум детское словечко, которым я называла пожилую женщину.

— Ну, наконец-то, — улыбнулась она, обнажая белые не по годам зубы и сверкая ясными глазами, в которых и в помине не было старческой подслеповатости, — думала, и не признаешь. Значит, помнишь старушку.

— Ваши пирожки разве можно забыть? — улыбнулась я, и, поддавшись порыву, обняла старую женщину.

— То-то же, — с облегчением выдохнула она. — С возвращением, деточка. Ну, обустраивайся, а вечером я загляну к тебе в гости.

— С пирожками? — губы сами собой растянулись в предвкушающей улыбке.