Клешня задумался. Отложил удовольствие расправы над пленником, велел Дабуншу все проверить. А после проверки поинтересовался: не хочет ли поганый шулер выжить?

Поганый шулер выжить хотел, и даже очень…

И вот он на постоялом дворе, под присмотром Дабунша и с повелением Клешни: хоть из шкуры вылезти, но найти сокровище. А не то, мол, с него эту самую шкуру по лоскутку снимут… Удрать можно, но опасно. Зима, глухомань, места нехорошие. В одиночку далеко не уйдешь, да еще проклятый громила таращится, как сыч на мышонка…

Челивис криво усмехнулся. Самое смешное и нелепое – то, что ему не так уж и хочется удирать. А вдруг поблизости лежит несметное сокровище, дожидается умного и отважного человека? А он, Челивис, пройдет мимо – и всю жизнь будет сожалеть об этом?

Сбежать от громилы можно будет, когда подвернется удобный случай. А пока – почему не поискать клад?

Ворота были распахнуты, словно хозяин ждал обоз или кавалькаду всадников. Дождик восхищенно покрутил головой, оценив, как открыто и бесстрашно говорит постоялый двор о своем гостеприимстве. Прямо-таки кричит ртом ворот: «Заходите, люди добрые, – а злых мы не боимся!»

Старая нищенка издали радостно замахала рукой кряжистому седому мужчине со шрамом на лбу, который, по-хозяйски важно заложив ладони за пояс, глядел со двора на подходящих путников.

– Здравствуй, Кринаш, сто лет жизни тебе и кучу денег! Уж приветь, обогрей бездомную старушку… не спустишь собаку, а?

– Здравствуй и ты, бабка Гульда, – без особой радости отозвался хозяин постоялого двора. – Проходи уж, пока я от великого счастья не помер.

Старуха не заставила просить себя дважды и бойко затопала через двор, на ходу громко жалуясь на свою разнесчастную жизнь – бездомную, голодную, холодную и насквозь одинокую.

Сунулся было следом и Дождик, но был остановлен преградой – невидимой, но очень даже ощутимой. Юноша в недоумении поднял руку – под пальцами было что-то упругое, прозрачное…

Бабка Гульда замолчала, обернулась, глянула на своего недавнего спутника.

И Кринаш глядел на Дождика – холодно, с неприязненным удивлением.

– Хозяин, – испуганно пискнул тот, – почему я к тебе на двор зайти не могу?

– Да, – негромко и враждебно ответил хозяин, – вот и мне интересно: почему ты ко мне на двор зайти не можешь?

В памяти Дождика зазвучало услышанное где-то в пути: «К Кринашу без его дозволения не войдет ни Подгорная Тварь, ни оборотень, ни упырь, ни лесовик…»

«Но при чем тут я?!» – чуть не закричал Дождик. Но не крикнул. Понял – при чем…

Голубые глаза, прозрачные, словно талая вода, наполнились слезами. Захотелось сказать хозяину что-то злое, обидное.

Но тут заговорила бабка Гульда.

– Кринаш, да пусти ты мальчонку, – спокойно посоветовала она. – У него есть деньги, я сама видела.

Видать, не так уж проста была старая нищенка. Что-то значило ее слово для хозяина постоялого двора.

Кринаш перевел взгляд с женщины на незадачливого гостя и медленно сказал:

– Ну… заходи, коли так…

Когда меж вершин деревьев мелькнула вывеска постоялого двора, Литисай даже не оценил ее красоты: именно в этот миг его осенила мысль – полезная, своевременная и, возможно, даже способная поднять его авторитет в крепости.

Ограбленный бедолага послан ему самими Безликими! У них в крепости нет целителя, верно? И добыть его негде? Так нанять этого, бродячего… как там его зовут?.. Вряд ли он великий мастер своего дела, но хоть что-то должен уметь!.. Если подвернется другой, получше, этого всегда можно уволить.

Литисай обернулся к тележке, в которой сидели рядышком встреченный бедолага и наемник Вьягир. Наемник правил запряженной в тележку рыжей кобылой, а лекарь, уже опомнившийся от своих невзгод, перебрасывался шуточками с ехавшими рядом Румрой и вторым наемником.