А еще он знает, что я этого не сделаю, хоть и таит в своем суровом и одновременно добром сердце надежду. И я в самом деле не собиралась возвращаться. По крайней мере, сейчас.

Сейчас я только жаждала поскорее увидеть тетушку и поведать ей, что со мной приключилось. Она единственная, кто всегда выслушивает меня. Единственная, кто понимает меня с тех пор, как не стало мамы. Хотя вредина она еще та… Даже не знаю, как моя бабушка смогла вырастить столь разных, совершенно не похожих друг на друга сестер.

Мама любила море, в то время как тетя терпеть его не могла. Поэтому и перебралась на сушу, как только ей исполнилось двадцать пять лет: наступило время самостоятельных решений, пойти против которых не мог даже морской король. Мне еще шесть лет томиться в ожидании этой счастливой поры, но не могу я так долго ждать… Теперь точно не могу.

Все наши считали тетушку злой ведьмой, проклявшей моего деда и поплатившейся за это жизнью в море. Но мы с сестрами знали, что это самая настоящая ложь.

Злая она, конечно… Да и ведьма искусная… Но деда любила! Просто он воспринял ее решение превратить себя в человека довольно остро. Поссорились они, но вскоре дед остыл, часто навещал дочку.

Жила тетя на берегу реки, рядом с лесом, в домике маленьком, но очень уютном, который почему-то многие представляли жуткой ветхой лачугой, заполненной костями и зельями. Но как же сильно они ошибались! Это был райский уголочек, особенно в летнюю пору. Повсюду зелень, чудно пахнущая листва… Там слышна песнь птиц и мягкая мелодия ветра.

Только гостей тетя не любила. Гостей с моря. Оттого и соорудила в узкой речке, протекающей мимо ее дома, деревянную стену. Захочет — впустит. Не захочет — можно впустую потратить время на ожидание и споры с ее стражем, большим белоснежным филином, которого она так и прозвала — Филин.

Я надеялась, что он уже улетел на охоту, но не выдалось мне такой радости: птица сидела на ветке большого дерева, прямо над речкой и у стены, которая тянулась ввысь и доставала до нижних ветвей.

Придется давить на жалость… Уж он-то клюнет! Хоть и не сразу.

Подобралась ближе, так тихо, насколько это вообще было возможно. Вынырнула, подняла на него взгляд. Филин глядел куда-то наверх, похоже, следил, как мелкие пташки срываются с веток, а после прячутся в гнездах.

— Филя, доброго денечка! — махнула я рукой, но он даже голову не опустил.

— Чего тебе, мелкая? — воздух разрезал голос с легкой хрипотцой, мужественный и такой сильный, что, когда я услышала его первый раз, долго не могла усмирить сердце.

Филя умел околдовывать… И делал это не только голосом, но и глазами — яркими, сияющими голубоватым огнем.

— Какой же ты грубый... Весь в хозяйку.

— Говори, чего надо, или спускайся к себе. Не видишь? Я рассвет встречаю!

Каждый день его встречает. Вот выйду… тоже буду каждый день его встречать!..

— Филечка... А позови-ка тетушку…

— Ишь чего захотела, — усмехнулся он и, наконец, глянул на меня. — Спит она. Сказала не тревожить. Тебя это тоже касается... Плыви давай отсюда.

— Ну Филя!.. Пожалуйста-пожалуйста! Позови тетушку. А лучше открой мне снизу дверцу, я сама к ней загляну.

— Ага, чтобы она меня потом общипала? Не открою!

— Филя, это важно! Очень тебя прошу!

— Чего важного-то? Важно — это когда ты истинного найдешь...

— Так я же нашла! Нашла! Не видишь?.. Погляди, вот же...

Постучала пальцами по ключицам, привлекая внимание ворчуна.

Там начиналась бледно-бирюзовая вязь, появившаяся, как только я нырнула с корабля в воду; тянулась витиеватыми линиями к шее, разветвлялась. Я до сих пор чувствовала жжение: кажется, вязь меняла форму. И будет менять, пока я не найду того, из-за кого она появилась. А если не найду, она совсем потухнет. Будет видна, но не так отчетливо.