С мусульманской стороны зона охранялась не так плотно – это Арчеладзе рассмотрел еще в стереотрубу, – однако сейчас, по тревоге, вдоль проволочных заграждений были выставлены дополнительные посты. И один – рядом с проходом в минном поле, проделанным Кутасовым! Ловушка получалась крепкая – ни назад, ни вперед, пока морпехи не постреляют и не снимут усиление. А если испуг у них не пройдет, то могут оставить его до утра. Конечно, можно тихо снять пост и пройти, но оставлять следы, тем более в виде трупов, нельзя было ни в коем случае. И мины без миноискателя и специальной подготовки не снимешь, чтобы проскочить между постами.

Пришлось залечь на каменистом поле в трехстах метрах от заграждения и ждать. Арчеладзе связался с Кутасовым – оказывается, тот давным-давно находился за горой, а охрана палила в ту сторону, где пошумела группа обеспечения.

– Сейчас приду к вам, – сказал Кутасов. – И приведу сапера.

– Сиди на месте, – приказал полковник. – Не хватало, чтобы всех тут накрыли.

– А выкрутишься, Никанорыч?

– Попробую.

Лежали около часа, от сырости и холода начинался озноб, а морская пехота все еще ползала по зоне, постреливая по сербской территории. Похоже, прогноз оправдывался, усиление оставили до утра…

Рассчитывать можно было лишь на то, что к утру сработает эффект рассвета, когда все ночные страхи кажутся смешными и пустяковыми. К тому же промокшие и уставшие морпехи утратят бдительность, и тогда можно попробовать проскочить мимо поста. Если нет, то придется уползать в лес на склон горы, зарываться в листву и лежать до следующей ночи. Арчеладзе не стал делиться с Воробьевым своими невеселыми мыслями, но тот сам, видимо, думал о том же.

– Если сутки под дождем и на сырой земле, – сказал заядлый грибник, – воспаление легких как минимум.

– Не каркай, – бросил полковник. Один из бронетранспортеров пополз за спинами, огибая Сатву по подошве. Ехал без света – водитель, должно быть, пользовался прибором, громыхал днищем по камням. Можно было представить, что начнется в зоне с рассветом, если они ночью пытаются прочесать всю прилегающую к горе территорию.

– Никанорыч, гляди, это что? – вдруг заговорил Воробьев и потряс Арчеладзе за ногу. – Вон, напротив ограждения.

Полковнику вдруг стало жарко: от минного поля в их сторону двигалась неясная человеческая фигура, причем в открытую и медленно. И без голубой каски…

Воробьев выставил автомат впереди себя, однако Арчеладзе сделал знак – берем живьем. Переползать на другое место было рискованно, а фигура двигалась точно на них, и оставалось до нее метров пятнадцать. Из расплывчатой тени стали проступать контуры – нечто столбообразное и широкое, как гранитный постамент. Изготовившийся к броску Воробьев замер в позе бегуна на низком старте.

Громоздкий этот человек остановился в двух саженях – далековато, чтобы достать в одном прыжке!

– Вставай, Гриф, пойдем, – вдруг послышался спокойный женский голос. – Меня прислали к тебе.

– Карна? – после паузы проговорил Арчеладзе, чувствуя, как немеют губы.

– Нет, я Дара, – был ответ.

Свистящий вой бронетранспортера все еще звучал за спиной и громыхали по броне камни. Полковник привстал на колено, поднял автомат.

– Как же мы пойдем? – неуверенно спросил он, двигая деревянными губами, хотя понимал, что не следует ничего спрашивать.

– Я отведу глаза, пойдем. – Она сделала шага три вперед, и теперь можно было рассмотреть свисающий с ее плеч длинный плащ.

– Кто это, Никанорыч? – опомнился Воробьев.

– Дара… – Арчеладзе медленно выпрямился. – Пойдем за ней.