– В таком случае пойди и приведи сюда этого парня, – распорядился Дениз.

– Нет проблем, сэр, – мгновенно ответил сержант как настоящий вояка, ибо здесь он мог не думать. Прихватив с собой пару бойких ниггеров, он перебежками достиг леса и надолго упрятался под его непроглядной пеленой.

Скоро бестолковая стрельба прекратилась, но прошло более получаса, прежде чем появился Макнил со своими пехотинцами. Но без Питера Уайна и без кого-либо еще.

– Там никого нет, сэр, – доложил сержант не моргнув глазом.

Генеральское спокойствие оказалось не такой уж прилипчивой штукой. Джейсон почти взревел от негодования, приказав еще раз полностью прочесать зону силами пехотинцев, свободных от службы, причем в пешем порядке. Ясно было: если стрелявший с горы – Питер Уайн, значит, он сошел с ума. И его следует немедленно выловить и эвакуировать, пока об этом не узнали французы.

Вечером поиск пришлось прекратить: уставшие парни валились с ног, а некоторые начали собирать цветочки. На ночь Дениз усилил патрульные группы, а в зону выслал несколько наблюдателей с ночной оптикой. Хардман, выслушав его доклад по радио, невозмутимо заметил, что подобное случается в армии и что это еще одно доказательство полного непрофессионализма армейских психологов.

Наблюдатели засекли Уайна в половине второго, в самое темное время: несчастный спустился с горы в долину и принялся… рвать цветы. Поднятая по тревоге штурмовая группа проникла в зону, прорезав проход в ограждениях, отсекла Питера от леса и стала медленно приближаться, сжимая полукруг. Следовало отрезать его еще и от минного поля вдоль спиралей колючей проволоки. Но несчастный заметил облаву и внезапно бросился бежать в сторону минного поля. Перехватить его уже было невозможно, получилось, что штурмовая сама загнала своего товарища на мины! Приехавший на место происшествия Джейсон видел все сам, наблюдая картину через прибор ночного видения. Несомненно, это был Питер Уайн, только почему-то совершенно голый. Он летел по минному полю, как хороший спринтер, причем вдоль него, вероятно, стараясь обойти левый фланг облавы. В эфире бухтел бас сержанта, управляющего операцией: Макнил гнал парней к подножью горы, чтобы перерезать путь отхода Уайна, однако те, зачарованные бегом своего сумасшедшего товарища, стояли на месте и ждали, когда прогремит взрыв.

Поразительно, но несчастный одолел полукилометровое расстояние и не зацепил ни одной растяжки! Благополучно обойдя штурмовую, он сделал бросок к лесу и скоро там исчез.

Больше Питера Уайна в зоне не видели. Зато через четыре дня начали поступать сообщения от рыщущих по хорватской территории Боснии агентов ЦРУ, что солдаты и местные жители стали встречать в самых разных местах совершенно голого парня, по внешним данным весьма похожего на пропавшего морского пехотинца. Эти сведения поступали к Хардману через объединенный штаб и, естественно, становились достоянием всех миротворческих сил в Боснии. Несчастному Уайну дали прозвище «Цветочный призрак», и солдатские языки тут же начали складывать о нем всевозможные небылицы и легенды. Хардмана никто пока не задевал, по крайней мере это было незаметно по его виду, однако французы из сопредельной зоны развлекались тем, что при появлении янки кто-нибудь снимал штаны и, зажав ягодицами цветок, поворачивался к морским пехотинцам.

Спустя две недели после этого происшествия сержант Макнил снова постучался к Джейсону, на сей раз под утро, прервав самый сладкий сон.

– Плохие вести, сэр, – доложил он. – Час назад в зоне исчез наблюдатель из группы по борьбе с сербскими снайперами.