– Не смогла справиться с естественным желанием держаться поближе к мужчине с пистолетом. – Дора подняла руку, провела большим пальцем по его щеке. – Ты меня напугал.

– Ты испугалась, только когда все закончилось.

– Мне все время было страшно. А тебе?

– Нет. Обожаю, когда в меня стреляют.

– Значит, у нас сейчас запоздалая реакция на шок. – Она обвила руками его шею. Ей понравилось.

– Я велел тебе держаться подальше.

– Так оттолкни меня. – Ее губы изогнулись в улыбке. – Оттолкни, если сможешь.

Когда его рот накрыл ее губы, они все еще улыбались. Джед прижал ее к шкафу, ручки ящиков впились в ее спину, но Дора была слишком потрясена вспыхнувшим удовольствием, чтобы замечать неудобства.

Джед сразу понял, что совершил ошибку. Даже колдовская близость Доры ослепила его не настолько, чтобы он это не понял. Каким-то образом ей уже удалось завладеть его мыслями, и сейчас он был не в силах отказаться от нее. Она дрожала, издавала тихие сладостные звуки… и ее вкус… Господи, ее вкус был таким же сладостным, как и аромат.

И слишком давно он не позволял себе погружаться в жаркий омут, имя которому «женщина»…

Джед отпрянул, но Дора вцепилась в его волосы и притянула к себе:

– Еще. Мне всегда мало.

Она поняла, что с ним никогда не почувствует себя неудовлетворенной. Даже насытив ее, он сможет дарить ей все больше и больше наслаждения.

В его мозгу молнией мелькнула безумная мысль овладеть ею прямо там, на полу пыльной, тесной кладовки, все еще пахнувшей порохом. Может, так и случилось бы, может, он и не сдержался бы, но сквозь туман безумия услышал шуршание шин по гравию и стук в дверь.

Джед взял Дору за плечи, решительно отставил в сторону, и она увидела в его глазах то, что он упрямо продолжал отрицать. Полицейский. Снова полицейский.

– Может, сваришь кофе, Конрой? Теперь ты вряд ли попадешь на свои вечеринки.

Дора отвернулась, уставилась на лестницу.

– И это все?

– Да. – Мучительно хотелось курить, но сигареты остались наверху. – И это все.

Уютно свернувшись на диване, Дора пила коньяк и упрямо изучала веселые елочные фонарики. Джед пил кофе. Чертов полицейский, думала она. Полицейские не пьют спиртное на дежурстве… по крайней мере, в телесериалах. Ей хотелось игнорировать Джеда так же абсолютно, как он игнорировал ее.

Правда, ей нравился приятель Джеда, лейтенант Брент Чэпмен, улыбчивый полицейский в мятых слаксах и испачканном галстуке, окутанный запахом мясного фарша и корицы. Его кроткие карие глаза за стеклами массивных очков в роговой оправе, его манера держаться успокоили ее, и она, к собственному изумлению, готовила кофе и выкладывала печенье так, словно встречала неожиданно явившихся гостей, а не полицейских, расследующих дело, связанное со стрельбой.

Брент неспешно задавал ей вопросы.

Нет, насколько она может сказать, ничего не пропало.

Нет, в картотеке не было ничего ценного.

Да, последние две недели в магазине было полно народа, но нет, она не может вспомнить никого и ничего подозрительного. Никто не задавал странных вопросов.

Враги?

Дора рассмеялась. Нет, если не считать Марджори Бауэрс.

– Бауэрс? – Брент навострил уши. Его карандаш замер над потрепанным блокнотом.

– Мы обе пробовались на главную роль в школьном спектакле. В предпоследнем классе. «Вестсайдская история». Я победила Марджори на прослушивании, и она распустила слух, что я беременна.

– Но я не думаю, что…

– Поскольку на карту была поставлена моя репутация, у меня не было выбора. – Дора скосила глаза на Джеда, хмуро разглядывавшего большое фарфоровое блюдо. – Я подстерегла ее после школы.