– Довольно, – пресек Артаксеркс. – Его смерть нас бы ослабила. Живущие под нами народы более всего нуждаются в незыблемом правлении, Тиссаферн. А Кир знает наши войска лучше всех, вместе взятых. Со временем я его, может, и заменю, но как сказала мать: сделать это так скоро после смерти нашего отца значило бы навлечь хаос. Так что пощадить жизнь моего брата было, что ни говори, мудрым решением, – заключил он с сухой строгостью.

Артаксеркс подался вперед, а вторая наложница припала своим жарким бедром к его обнажившейся ноге. Опустить глаза Тиссаферн не посмел: царь смотрел на него повелительным, упорным взглядом удава. Ни дать ни взять та кобра, которую мальчишки много лет назад подкинули ему в комнату. Перед змеями Тиссаферн всегда испытывал ужас. Тогда он завизжал, как женщина, в то время как двое царских недорослей, давясь смехом, упали головами на плечи друг другу.

– Если только у тебя нет каких-то новых сведений, Тиссаферн. Что докладывают твои осведомители? Хранит ли мой брат верность?

– Человеческая душа, повелитель, загадка из загадок. Хотя сведения есть. Из царской казны утекают огромные суммы. Не то шестьдесят, не то восемьдесят тысяч дариков, а то и больше.

– Ну так что с того? Быть может, Кир строит новые казармы или оснащает войска. Войско – могучая десница империи, Тиссаферн. Тебе вот не нравится расходование наших средств. А добрая половина из них каждый год уходит на одно лишь пропитание солдат. А лошади, а доспехи? Да что там, взять одни лишь стрелы! Я помню отцову гордость от одного лишь числа воинов, которое мы могли выставить в поле. Понимаешь ли ты это? Мой отец на расходы не сетовал, а наоборот, ими хвалился! Кто еще мог позволить себе содержать такую махину? Кто, как не дом Ахеменидов? Если брюзжание – это все, что у тебя есть, то ты меня разочаровал, почтенный.

Тиссаферн ответил кивком. Внимание царя было ухвачено, о наложницах он позабыл. Пора было дергать крючок с наживкой.

– Не смею с тобой спорить, повелитель, но потраченная царевичем сумма вдвое больше прошлогодней. Хотя настораживает меня скорее не это, а число солдат-эллинов, которых он позвал в свое войско.

– Вспомогатели? Мы знаем его симпатию к тем наемникам, особенно спартанцам. Ну так что? Несколько тысяч здесь и там для обучения и даже подзадоривания наших Бессмертных – кто же возражает? Мой брат, если ты забыл, распоряжается войсками вот уже столько лет. И пускай мы с ним… кое в чем не сходимся, державе он не угрожает, пусть даже с тьмой своих спартанцев.

– Повелитель, мне сообщают о многих тысячах. Он посылает их на север и восток. Часть их проходит выучку во Фракии, часть на Крите. Тем не менее все они подчинены ему. Не берусь судить, но впору заподозрить, что речь идет о воинстве вторжения. Не знаю, сколько он позвал греков, но одних только персидских воинов под ним тридцать-сорок тысяч по всем нашим западным окраинам. А теперь, может, и больше.

Артаксеркс хотел ответить, но примолк и вообще впал в задумчивость. Тиссаферн выжидательно молчал, приподняв брови. Последний камешек в озеро брошен пока не был.

– Ты знаешь, повелитель: возводить напраслину и обвинять впустую я не стану. Годами по всей нашей державе для меня смотрели глаза лазутчиков и записывали руки писцов, расположенных в нужных местах. Из них некоторые близки к Киру. Так что о его намерениях я не слышал ни слова сомнений. Ни от кого и ни разу.

– И что, они теперь иные, чем были? – с отвердевшим лицом спросил Артаксеркс.

– Нет. Они такие же, что и всегда. Я чувствую предгрозье. И не без тревоги смотрю, что там может происходить на наших западных границах.