– А…

– Рот закрой!

– А…

– Кляп вставлю!

А! Ыыы! Пф-ф!

– Ну и пожалуйста!

Спать легли молча. Посопели в унисон драконами в нос и отвернулись каждый к своей стене, только одеяла хлопнули.

Прелесть! Раздолье! А плед-то вовсе и не большой! Подушечка-а-а… Интересно, когда мы с Сокольским разъедемся, получится ли у меня выменять ее на какой-нибудь важный орган тела? Например, аппендикс? А может и правда забрать у Сокольского почку, а потом так бац: вот вам наше великодушное за подушечку! – и вернуть!

Ум-м-м…

Утром, проснувшись, прошмыгнула в туалет, в ванную, затем на кухню. Задержалась там немного – с утра все показалось неожиданно уютным и знакомым, даже диван. Как странно! Немного посуетилась у плиты и ахнула, когда заметила, что стрелка настенных часов перевалила на восьмой час. Надо спешить! Еще предстояло причесаться, одеться и добраться в университет!

У двери в спальню неожиданно остановилась. Утро в декабре позднее, но наступает неумолимо, и за последний час в комнате заметно посветлело. Я решила вспомнить о вежливости (точнее о том, что Сокольский спит голышом) и постучать. Громко. Да и, елы-палы, вставать уже пора! Сколько можно дрыхнуть!

Тыдыщ!

– А?! Что?!

– Это я. Мне бы вещи взять. Можно войти?

Ну он и тугодум! Или утро на всех соколов так действует?..

Раз ковбой, два ковбой, три ковбой… Может, взять ружье и по уткам пострелять?

– А что тебе мешает? – наконец сонно отозвался парень. – Ночью ведь вошла.

– Так ночью темно было.

– И что?

– А сейчас уже утро. Вдруг я войду, а у тебя там из-под одеяла торчит что-то неприличное? Еще вопить начну. Впадешь в коматоз – не откачают!

Вообще-то я имела в виду совсем не то, о чем вы подумали. Нет, честно. Мне и первого раза хватило! Хотя вот когда сказала, то сама подумала о том же самом и прикрыла глаза ладонью. Ну и Фанька-а! Вот ляпнула, так ляпнула! Хорошо, что Сокол, кажется, еще не проснулся.

Нет. Проснулся. Пробухтел сердито.

– Ничего у меня не торчит. Точнее, когда надо – так очень даже… Блин, Чиж, ты что несешь с утра пораньше? Не выспалась?

– Если честно, – виновато вздохнула, – не очень.

– Оно и видно. Заходи уже, мелочь! – привычно рыкнул. – И можешь не мечтать увидеть меня нагишом, я перед тобой сверкать задом больше не намерен!

Ух, осчастливил. Горе-то какое! Так и захотелось показать Сокольскому язык.

– Вот и хорошо!

– Боюсь, набросишься и искусаешь.

– Чего?! – мордаха сама выглянула из-за угла, а за ней и ноги притопали. Брови, в ответ на смех Сокола, съехались к переносице. – Ты! Совсем опупел?! Уж лучше вечный коматоз, чем… чем… Понял!

И не заметила, как оказалась возле кровати. Парень, закинув руки за голову, вопросительно изогнул дугой темную бровь. Пришлось отвернуться и вспомнить, что я пришла в комнату за вещами, а не за тем, чтобы таращится на всяких остроклювых дятлов. Как на мой взгляд, так незаслуженно симпатичных. Но прежде чем уйти, все равно задержалась на пороге.

– Яичницу не приготовила, зато приготовила мясные гренки. С тебя, Сокольский, к вечеру батон, молоко, и, – наставила на остряка палец, – ветчина. И еще. Раз уж ты нагло слопал мой ужин, я у тебя взяла пакетик чая. Надеюсь, ты не против. Ну пока.

– Пока.

Вот теперь ушла. Интересно, до начала занятий в университете сорок минут, а парень в постели. Как он умудрится не опоздать-то? Хотя, у него вроде как машина имеется?

.

Только выпорхнула из подъезда, как чуть не влетела в руки еще одного пернатого.

– Анфиса? Доброе утро! Уже убегаешь?

Передо мной, как царь горы под ручку с лешим, стояли Сокольский-папа с Сусанночкой. Клянусь, при виде меня у женщины дернулись челюсти.