Эти факты противоречат прежним теоретическим представлениям об отношениях обмена как о пространстве однозначного совпадения поведенческих и эмоциональных реакций, однако они находят убедительное объяснение в терминах теории взаимности, считает Мольм. Во-первых, итоги эксперимента свидетельствуют, что «конституирование доверия, аффективного расположения и солидарности в рамках обменных отношений обусловлено самим актом взаимности, в особенности – экспрессивной ценностью в контексте устойчивой реципрокности, при том что поведенческий выбор участников все же определялся преимущественно утилитарной ценностью объектов, подлежащих обмену» (Molm, 2007, p. 200). Во-вторых, «выявленная дивергенция поведенческих и аффективных индикаторов символической ценности имеет непосредственное и весьма существенное значение для понимания роли феномена взаимности в социальной жизни» (Molm, 2007, p. 213). В своих поведенческих предпочтениях акторы чаще руководствуются принципом рациональности, даже в ущерб или вопреки своим аффективным привязанностям; в своих эмоциональных предпочтениях они оставляют без внимания утилитарную ценность отношений обмена. Эти наблюдения позволяют сделать вывод о том, что «инструментальное и символическое измерения отношений обмена не просто принадлежат разным ценностным сферам, но и продуцируют несовпа-дающие реакции акторов» (Molm, 2007, p. 214). В сфере инструментальных ценностей акторы, следуя рациональному выбору, обнаруживают соответствие этих ценностей своим поведенческим предпочтениям, пренебрегая информацией о партнере; в сфере ценностей символических эта информация, не влияя на сиюминутный выбор партнера, образует – посредством интегрирующих аффективных связей – потенциал, или резервуар, социального капитала, который будет востребован в будущем, в контекстах новых рискованных предприятий, требующих партнера, на которого можно положиться. Следовательно, символическая ценность взаимности может и должна рассматриваться в качестве потенциала, или резерва, социального капитала, заключает автор.

Интегрирующее влияние структуры взаимности, продолжает Мольм, не исчерпывается межличностными контактами акторов, как до недавнего времени считали социальные аналитики; оно охватывает также отношения в рамках организаций и сообществ. Начиная с классической работы М. Грановеттера (Granovetter, 1985), социальные исследователи имели немало возможностей убедиться в том, что экономические обмены встроены в сети социальных отношений, которым присуща так или иначе структурированная взаимность. В литературе по организационной социологии накоплен обширный материал, свидетельствующий о том, что поведенческие паттерны в различных организационных условиях (промышленные и бизнес-структуры, союзы, объединения, профессиональные и прочие сообщества) находят убедительное объяснение посредством понятия «обобщенная взаимность». Совокупным результатом организационных сетей и сетей генерализованных обменов оказываются такие социально значимые процессы, как снижение психологической стоимости транзакций, увеличение амплитуды обобщенного знания, ускорение темпов принятия решений, развитие самых разных форм взаимопомощи и поддержки. Очевидно, подчеркивает автор статьи, что большинство этих процессов имплицитно либо открыто способствуют формированию аффективных связей и социального доверия внутри организационных сетей.

Теоретики организационной социологии традиционно объясняют происходящее как следствие личных отношений акторов, в крайнем случае – как продукт истории их интеракций (в диадических союзах, семье, малой группе). Лабораторные эксперименты Мольм и ее коллег показали, что доверие и солидарность возникают между акторами, которые прежде не были знакомы и не имели в прошлом никаких контактов, и наоборот, регулярные контакты нередко способствуют укреплению взаимных обязательств сторон, но не приводят к эмоциональному сближению. Как уже говорилось, аффективная привязанность, участие и взаимное расположение субъектов обменных действий зависят от структуры связывающих их отношений взаимности. «Все сказанное выше, – делает вывод Мольм, – заставляет с уверенностью предположить, что структура реципрокности является крайне важным, хотя и совершенно недооцененным аспектом конституирования социального капитала посредством сетевых отношений и их социальной встроенности» (Molm, 2010, p. 126). Несмотря на различие дефиниций социального капитала в работах разных аналитиков, многие из них согласны с трактовкой этого феномена как резервуара или доступа к ресурсам посредством сетевых связей (Lin, 2002). Подобная трактовка интересна тем, что выдвигает на первый план не следствие социального капитала, т.е. социальное доверие, а источник его формирования – «нашу связанность с другими и с их социальными сетями», – замечает автор (Molm, 2010, p. 126). Тем не менее Мольм считает сетевые связи как таковые необходимым, но недостаточным условием возникновения социального капитала. Вслед за П. Пакстон (Paxton, 2002) Мольм акцентирует в содержании социального капитала не столько «объективные ассоциации индивидов», сколько субъективную окрашенность социальных связей – «взаимность, доверие, позитив». Следовательно, для возникновения социального капитала «требуется организация подобных ассоциаций в форме непосредственной либо обобщенной реципрокности с непременным односторонним курсированием благотворительности» (Molm, 2007, p. 200).