Японцы модернизировались на собственной культурной основе. Не меняясь культурно, они производили современные вещи, осуществляя технологическую революцию. Многие, однако, говорят, что стагнация Японии 1990-х годов – следствие недостаточной вестернизации. Японцы производят то, что им самим в жизни не очень нужно, большинство населения живет в прежнем мире. Этот опыт относительно успешен, но, как представляется, ограничен в своих возможностях вследствие незавершенной модернизации.

Путь третий – догоняющее развитие, при котором пропорции модернизации и вестернизации примерно одинаковы. По этой модели развивались Россия, Турция, Мексика и другие страны. Но и эта модель, обеспечив ряд достижений, в конечном итоге заводит в тупик: во-первых, из-за новой фазы развития Запада, которая не сформировалась настолько, чтобы ее можно было «догнать»; во-вторых, вследствие попыток рекультуризации (отрицания собственной культуры), которые провоцируют неизбежные откаты назад. Неудачи российских реформ в 1990-е годы наглядно иллюстрируют данный тезис, показывая опасность возврата если не к прежним формам правления, то к новым формам социальной деструкции и маргинализации.

И наконец, четвертый путь. Наиболее адекватной формой развития обществ Хантингтону представляется модель модернизации, которую мы называем национальной. Она формируется на некотором уровне уже осуществленной вестернизации. Россия имеет достаточно высокий уровень вестернизации, начатой еще Петром I, но еще нуждается в повышении этого уровня при заимствовании инфраструктуры, демократических институтов, рыночных отношений, правовых основ государств Запада. Вестернизация в сегодняшней России – это освоение экономических механизмов и некоторых форм политической жизни западных стран. На Западе издано немало книг, в которых говорится, что демократия будет трансформироваться, поскольку она не является вечным спутником капитализма. Вестфальская мировая система после Тридцатилетней войны дала миру систему национальных государств, о демократии речь не шла. В Америке после Филадельфийского конгресса возникла Филадельфийская система, в которой демократия уже выступила на передний план. И сейчас в связи с глобализацией происходит не только трансформация Вестфальской системы, но и трансформация Филадельфийской системы. По мнению известного специалиста Т. Иногучи, демократия на Западе тоже трансформируется, фетиш демократии сегодня не может стать основанием для преобразований (21). Но все-таки, если мы хотим жить в демократическом обществе, а мы этого хотим, то можем перенимать существующие западные институциональные структуры − демократические, управленческие, экономические, образовательные; все, что нам представляется ценным, мы можем брать с учетом того, что они подходят (если подходят) России. Никто и ничто этого не запрещает, но мы не можем сказать, что мы догоняем Запад или развиваемся по западной модели, потому что Запад сам трансформируется, а мы часто «догоняем» фазы, давно уже им пройденные.

Итак, по мнению Хантингтона, надо достичь некоторого уровня вестернизации, а далее перейти к локальной или, как мы предпочитаем ее называть, к национальной модели модернизации, т.е. к типу развития, продиктованному национальными нуждами. Национальный в данном контексте понимается не этноцентристски, а как соответствующий интересам основной геополитической единицы современности – национальному государству, идентичности по гражданству. Необходимый и достаточный уровень усвоения западного опыта необходим для национальной модели развития незападных стран и ведет к многообразию возникающих типов модернизации при глобализации и глобальном капитализме. Эта мысль Хантингтона, которую нередко воспринимали как самую сомнительную часть его концепции столкновения цивилизаций, вскоре нашла подтверждение благодаря новому характеру социальных изменений в конце XX – начале XXI в. и ряду новых концепций. Среди них обращает на себя внимание концепция одного из самых крупных специалистов по теории модернизации Ш. Эйзенштадта, который доказал, что в условиях глобализации Запад, находящийся в процессе серьезных изменений, не может по-прежнему оставаться универсальным образцом развития. Каждое общество само решает, в какого рода модернизации оно нуждается. Появляется множество «модернизмов» (вариантов модернизации), складывающихся на локальном уровне (16). Из мегатренда, универсализирующего мировое развитие, модернизация превращается в ряд локальных способов развития, уступая место новому мегатренду – глобализации (6).