Шоу был уже весьма стар и болен, когда один эскулап сказал ему:
– К сожалению, я не чудотворец, – сказал врач, – и не могу омолодить вас.
– Я не хочу, чтобы вы меня омолаживали, – серьезно ответил писатель, – я хочу только иметь возможность продолжать стареть.
Шоу шел 95-й год, когда, работая в собственном саду он упал – и через несколько дней умер. Помощница писателя, ухаживавшего за ним до последних дней Шоу, вспоминала: «Температура у него поднялась… он впал в забытье. Выглядел он в это время ужасно, и громко, не переставая, хрипел целые сутки. Но сердце работало превосходно до самого конца. У него было сердце льва. Доктор сказал, что это просто исключительно для человека его возраста».
Некролог для газет он сам о себе написал заранее. По завещанию писателя, тело его кремировали, а пепел развеяли в саду. Он не терпел банальной рутины даже на похоронах. Потомков он не оставил, зато пьес написал больше 60-ти, а острот – сотни. Недаром Шоу говорил: очень просто быть остроумным. «Просто, если вам в голову приходит глупая мысль – придумайте нечто противоположное».
Арсений Замостьянов
Послушай, ты, первый с конца!
Социализм для миллионеров
Класс миллионеров, – маленькая, но разрастающаяся община, к которой завтра же каждый из нас может, быть присоединен случайностями торговли – является классом, о котором государство заботится меньше всего. Насколько мне известно, это первый очерк, посвященный миллионерам. В известиях промышленности я нахожу, что все делается для миллиона и ничего для миллионера. О детях, мальчиках, юношах, мужчинах, дамах, ремесленниках и даже о пэрах и королях заботятся; но делать что-нибудь для миллионеров не стоит труда: их слишком мало. Тогда как даже наиболее бедный класс имеет в Хаундсдече хорошо устроенный и обширный ветошный рынок, где за пенни можно купить пару башмаков, вы в целом мире напрасно будете искать такого рынка, где можно было бы купить башмаки за пятьдесят фунтов, какие-нибудь необыкновенные шляпы по сорока гиней, материю для сотканного золотом велосипедного костюма и вино Клеопатры, по четыре жемчужины на бутылку. Таким образом происходит, что несчастный миллионер несет на себе ответственность чрезмерного богатства, не имея возможности доставить себе больше удовольствий, чем какой-нибудь обыкновенный богатый человек. И действительно: в некотором отношении он не может наслаждаться большим, чем многие бедные люди, и даже иногда не может наслаждаться так же, как они; так как какой-нибудь тамбурмажор одет красивее, чем он: а конюшенный мальчик тренера ездит часто на лучшей лошади; наилучшие экипажи нанимаются приказчиками, которые вывозят по вечерам своих молодых дам; каждый, кто ездит в воскресенье в Брайтон, пользуется пульмановским вагоном; и что за радость иметь возможность заплатить за павлиний мозг, когда можно получить только ветчину или ростбиф.
Несправедливости такого положения еще не уделялось достаточно внимания. Человек, имеющий годовой доход в двадцать пять фунтов, при удвоении этого дохода может несоразмерно увеличить свой комфорт. Человек, ежегодный доход которого равняется пятидесяти фунтам, может, по крайней мере, вчетверо увеличить свой комфорт, если его доход удвоится. Приблизительно до годового дохода в двести пятьдесят фунтов при удвоении дохода происходит удвоение комфорта. Начиная с этого пункта комфорт возрастает соответственно, меньше чем доход до тех пор, пока жертва насыщена и даже пересыщена всеми достижимыми при посредстве денег благами. Предполагать, что излишними ста тысячами фунтов можно доставить удовольствие только потому, что люди любят деньги совершенно то же самое, что предполагать, на основании того, что дети любят сладкое, что вы доставите мальчику, служащему у кондитера, удовольствие тем, что на два часа удлините его рабочий день.