Я помнил тест, забытый — специально или нет, — в ее комнате. Две полоски на нем.

Если она сохранила ребенка, я заберу его себе. Он мой. Шерхана. А с ней что делать ещё не решил. Убить хотел, за то, что предала. За то, что с Шамилем сбежала к своему дяде. 

Ненавидел их всех. Сейчас, когда Вяземский снова был рядом, остро чувствовал, что не прошло ещё ничего, что не зажило, не отпустило. 

Хуже, сука, шрамов. Те хоть затягиваются. 

— Что с ребенком? — следующим ударом сломал нос. Вяземский взвыл, а потом вдруг захохотал, как безумный:

— — Ребенок? Ребенок… Сбежала твоя бедная Лизавета, чтобы не рожать от тебя ублюдка. 

Дальше я не помнил: молотил его, превращая лицо в кровавое месиво. Глаза застилало от ненависти, от мысли о том, что Белоснежка могла на аборт пойти и избавиться от моего ребенка. 

Не знаю, кого в тот момент ненавидел больше. Ее, Вяземского, себя. 

Оттащил меня Анвар. Ему тоже попало, но он стерпел:

— Брат, остановись, брат! Не трогай эту гниду, нам ещё узнать надо все!

Я дышал тяжело, грудь вздымалась, сердце стучало бешено. Как зверь, желание убивать и рвать врага, больше ничего. 

Но я сдержался. Через силу, кулаки сжимая.

Отошёл от Игната, потерявшего сознание. Ребята его подвесили за руки на крюк, подняли над землёй. Исмаил водой плеснул в разбитую рожу, чтобы Вяземский пришел в себя. 

— Разберитесь с ним, — я вышел на улицу, вытирая руки от крови врага салфетками. Сентябрь уже, пасмурно было, темнело. Вдоль гаражей темно, собаки лают где-то вдали. Над головой небо, чёрное, с россыпью звёзд. Задрал голову, его разглядывая, достал сигареты из пачки. Затянулся глубоко, чтобы дым до самой глубины лёгких дошел. 

— Он раскололся. 

Анвар подошёл тихо. Встал рядом, тоже затянулся. Стоим, курим, вслушиваясь в тихую осеннюю ночь. Стоны из гаража не доносятся, Игната не слышно. 

Я докурил, бросил окурок под ноги, раздавил ботинком. 

— Говори. 

— Это Чабаш оружие заказал у Игната. 

Я грязно выругался. 

Мы почти не пересекались. Жили в разных городах, нас разделяли десятки километров. Но тех, кто занимался крупными закупками оружия, так или иначе, приходилось знать. Так какого лешего Чабаш пошел на меня?

— Убью его, — с холодной ясностью сказал Анвару. Он мне положил руку на плечо:

— Брат, нам в тот город дорога закрыта. Ты же знаешь, кто там держит все. Только приедем, сразу на ножи положат.

— Какая-то сука будет пытаться нас опрокинуть, подставить, а мы сожрем? Да каждая шавка после этого решит что так можно обращаться с Шерханом!

Я его руку с плеча скинул и пошел к машине, печатая шаг. 

Сам не знал, куда тянет. Разогнался и помчался по городу, выжимая почти до двухсот. Мотор ревел, а мне мало было. 

Белоснежка так и не нашлась. Мы людей гоняли, ища ее вместе с дядей, а она сбежала от него. И неизвестно, где ее искать. 

Как вспоминал слова Игната, так кровь глаза застилала. От меня, значит, рожать не хотела. Княжна, мать ее, поломойка в штопаных трусах. Найду, мало ей не покажется. 

Домой приехал под утро. Дом, пустой, встречал меня темными окнами. Поднялся в ту комнату, где Белоснежка жила. После ее побега все здесь разгромил, ничего целого не осталось, ни мебели, ни вещей. 

Только шмотки ее не выбросил. Так и остались висеть, как напоминание о собственной слабости. 

В дополнение ко всем отметинам, которые Вяземские мне нанесли. 

И снова я собрал всех своих людей и велел носом рыть в поисках Белоснежки. Беременной или нет. Убью ее лично, если она на аборт пошла. 

Раньше мы ее с дядей искали, но гниде этому Чабаш помогал. И если бы он обратно в наш город не сунулся, мне бы выцепить его не удалось.