Всех напряжением сил наседает на лестницы войско…
Всех напряжением сил воздвигают надгробье и имя…

и у Вергилия (XII, 552):

Всех напряжением сил за себя подвизается каждый…

Если оборот казался особенно удачным, он мог появиться неоднократно и у Энния, и у Вергилия. Ср. у Энния (224, 277, 439):

Рыщут нумидяне вскачь, от копыт сотрясается поле…
Следом затем от звонких копыт сотрясается поле…
Конник мчит, и от полых копыт сотрясается поле…

и знаменитые звуковой выразительностью строки Вергилия (XI, 875 и VIII, 596):

Топотом быстрых копыт сотрясается взрытое поле…
Топотом звонких копыт сотрясается взрытое поле…

Иногда за перекличкой Энния и Вергилия можно угадывать какую-то реальную обрядовую формулу, ср. у Энния (54):

Ты, отец Тиберин, с твоим потоком священным…

и Вергилия (VIII, 72)

Также и ты, отче Тибр, с твоим потоком священным…

Но особенно часто, конечно, общим образцом Энния и Вергилия оказывается Гомер36. Гомеровская формула приходит к Вергилию двойным путем – прямо и через Энния. Ср. у Гомера знаменитую строку (XIII, 131 и др.):

Щит со щитом, шишак с шишаком, человек с человеком…

У Энния (572):

Щит задевает о щит, и нога наступает на ногу…

У Вергилия (Х, 361):

Сходятся; муж теснит мужа, нога наступает на ногу…

У Гомера (многократно):

Гулко на землю он пал, и доспехи на нем загремели…

У Энния (415):

Пал, и доспехи, в которых он был, на нем загремели…

У Вергилия (Х, 488):

Пал он на рану свою, и на нем загремели доспехи…

К сожалению, весь этот обширный свод эннианских реминисценций, оставленный нам комментаторами Вергилия, лишен самого интересного для нас материала – указаний на контексты, в которых находятся энниевские отрывки. Правда, обычно указывается номер книги, так что можно приблизительно прикинуть, идет ли речь о событиях времен Ромула, Камилла или Сципиона; но ближайшего текстового окружения отрывка мы лишены и поэтому не можем судить, сходными или, наоборот, контрастными контекстуальными ассоциациями сопровождается реминисценция. Лишь предположительно можно думать, что Вергилий стремился скорее к уподоблению, чем к контрасту: большинство эннианских реминисценций находится во второй половине поэмы, где основное содержание – битвы, а дополнительное – описание Эвандрова царства, тех мест, где впоследствии будет основан Рим.

Такое впечатление подтверждается еще одной аналогией. Как известно, в самой «Энеиде» тоже есть повторяющиеся стихи и полустишия37; по подсчету Э. Альбрехта, дословно повторено 50 стихов (и еще 11, которые Альбрехт считает «неподлинными»), с незначительными изменениями – 62 стиха (и 7 «неподлинных»). Контрастных контекстов здесь нет, все ситуации, описанные в повторах, более или менее аналогичны друг другу.

Важнее здесь другое: 112 повторенных стихов на все десять тысяч стихов «Энеиды» – это ничтожно мало. Вдобавок почти ни один из этих 112 стихов не повторяется более двух раз (тройной повтор только один: II, 775 – III, 153 – VIII, 35). Тех «дежурных» стихов-формул, на которых строится гомеровский эпос, здесь нет. Вергилий сознательно заботится о разнообразии стиха. «Даже заря у него восходит каждый раз по-разному», – было сказано кем-то из исследователей. Это не совсем точно: одно повторение стиха про зарю у Вергилия есть (IV, 129 – XI, 1). Но в другом месте, действительно, Вергилий нарочно разнообразит напрашивающееся повторение стихов – в IV, 119: «Явит утро Титан и землю изменит лучами», в V, 65: «Явит Аврора день и землю изменит лучами». Подобных случаев много.

Таким образом, если для формульной поэтики Гомера повтор – норма, а отступление от повтора – отступление от нормы, выделительное средство, то для Вергилия наоборот: разнообразие – норма, а на его фоне повтор – выделительное средство.