– Что это значит? – бесстрастно спросил Папиков свою жену Наталью, прочитав заявление Александры. – Взгляни, – и он протянул ей листок.

– Нормально, – сказала Наталья, пробежав глазами написанное на листке. – Ей сейчас так тяжело…

– Что тут нормально? Ни с того ни с сего?! В чем дело? – приподняв очки на лоб, недоуменно спросил Папиков.

– Саша, ты меня удивляешь, – она ведь беременная.

– Ну и что? Беременная радоваться должна, а не кидать заявления. Мы фронт прошли…

– Саша, при чем здесь фронт? Она сейчас замужем за своим бывшим комбатом, а теперь генералом.

– Ну и что?

– Саша, какие вы странные мужчины… Ребенок от генерала, а тут Адам… чего непонятного?

– А-а, я как-то не сложил, – поморгав усталыми карими глазами, смутился Александр Суренович.

– Ты не сложил, а она сложила. Как ей работать с одним мужем, а жить с другим? Но главное, я думаю, для нее ребенок. Она боится за ребенка. У нее уже был печальный опыт, и сейчас для нее главное – сохранить ребенка. А если работать с нами и Адамом, то никаких нервов не хватит.

– Х-м-м, разумно. Ладно, дайте мне время, – почесал еще небольшую лысину Папиков, – сообразим, что-нибудь придумаем.

Придумывать не пришлось.

В дверь кабинета робко постучали.

– Входите! – громко крикнула Наталья.

И вошла Ксения Половинкина.

– Вы к кому? – спросила никогда прежде не видевшая Ксению Наталья.

– К Сурену Папиковичу Александру, – прыгающими губами проговорила Ксения и сама первая засмеялась, и на глазах ее выступили слезы.

И Наталья, и Александр Суренович Папиков тоже засмеялись.

– Значит, ко мне, – вставая из-за стола, добродушно проговорил Папиков. – Я Александр Суренович, а ваше имя?

– Ксения.

– Я слушаю вас, Ксения.

– Адам прислал, муж мой Адам Домбровский прислал телеграмму. У него папа умер. И вам прислал, а свой адрес забыл… вот я пришла.

В кургузом коричневом плюшевом пиджаке, в нелепой по январским холодам цветной шифоновой косынке, в юбке от школьной формы, в стоптанных туфлях-лодочках, в светло-коричневых чулках в резинку с бледным, почти детским личиком, Ксения никак не была похожа на жену.

– Сходи в деканат, – попросил Папиков Наталью, – наверняка там телеграмма застряла. – А вы присаживайтесь, пожалуйста, – пододвинул он стул Ксении, а сам сел за свой письменный стол.

– А где Саша? – как бы ища последней защиты, спросила Ксения.

– Саша на лекциях, скоро придет. Сейчас и Наталья вернется, будем чай пить, знакомиться.

– Мне некогда, у меня поезд, – робко сказала Ксения.

– Точно, в деканате лежала, – входя в кабинет, подала Папикову телеграмму его жена.

«Отец умер тчк Болезнью матери задерживаюсь неопределенное время тчк Домбровский».

Когда на кафедру возвратилась с лекций Александра, Ксения и Наталья пили чай, а Папиков говорил по телефону с заместителем министра здравоохранения Иваном Ивановичем, сына которого Александра крестила недавно в Пушкинской купели Елоховского собора, выступив в роли его крестной матери.

– Иван Иванович, ты помнишь моего ассистента по Ашхабаду майора Домбровского? Да-да, того, что был ранен в патруле, которого мы привезли в Москву. Я отпустил его на реабилитацию после ранения. Ну да, ты ведь сам доставал ему путевку в Кисловодск. Да, и прислал телеграмму, что отец умер, а мать тяжело больна, и он задерживается. Ты там сообрази… Длительную командировку? Как моему ассистенту? Годится. Все бумажки я тебе представлю. Спасибо. – Папиков положил трубку.

– Оформим его переводом с правом возвращения в столицу, а там видно будет, – сказал он, обращаясь к Александре и Наталье. – Ну, а пока письма ему передадим с Ксенией, деньжат…