Во время такого тихого плавания Террап иногда разговаривал с самим собой, в основном на отвлеченные темы. Порой вспоминал скудные данные о доисторических животных, которые были у него под рукой, о птеродактилях, впрочем, не любил думать, больше говорил сам с собой о мамонтах.

Через определенное время, варьируемое по его указанию, являлся служитель, помогал ему выйти из бассейна, одевал его, утомленного, и напоминал шепотом о текущем распорядке дня.

Террап слушал его с безразличным видом, весь уйдя в свои думы. Продолговатое лицо словно имело способность вытягиваться, когда он был доволен судьбой.

Следующий этап – первый обед. Первый обед он съедал один, без семьи. Отсутствовала в этой еде, в первом обеде какая-либо роскошь, кроме одной особенности, которой Террап весьма редко, но пользовался, причем с любовью.

Речь идет о том, что ему подавали блюдо с частями тел несуществующих. Вообще говоря, людоедство в Ауфири было строго запрещено, за это даже карали. Но исключением были так называемые несуществующие, которых Потаповы и Сергей видели один раз, когда сами сидели в клетке. Несуществующие – это те люди, которые считали себя несуществующими. Разрешение на поедание их плоти давалось потому, что их вообще не принимали за людей. И не только. Их просто не считали существами, любыми существами, даже травами. Так уж они себя поставили.

Но все же убивать просто так их не разрешалось, потому что с виду они имели человеческий облик, и это выглядело бы некорректно.

Другое дело – если они сами выражали согласие, чтобы их уничтожили, точнее, чтобы их съели. Такая странная тенденция вошла у них даже в привычку. Однако это нужно было оформить по суду, и если суд находил их пожелание действительным, то давалась бумага, а точнее, диплом на съедение. Остальное становилось уже делом техники. Повара знали свое дело.

Террап имел некоторое пристрастие к поеданию несуществующих. Приправа обыкновенно подавалась обильная, с перцем, луком, а порой с вареньем, как будто то был не труп, а пирог. Сам Террап предпочитал есть без всяких приправ, чистое несуществующее. И ел всегда это несуществующее с большим наслаждением.

В этот день, когда Фурзд съездил к Гардисте, Террап именно наслаждался несуществующим. Наслаждался и по-своему раздумывал, забыв о государственных делах. Он вспомнил слова Вагилида о том, что несуществующие, хотя и внешне выглядят так, как будто они есть, сами находятся в состоянии внутреннего небытия. Террап, не торопясь, поедал, думая об этом состоянии, причем на редкость медленно, как думала бы, например, о небытии какая-нибудь рептилия. И все равно он ничего в этом не мог понять. Для него достаточно было, что сами несуществующие принимали себя за несуществующих.

Вообще Террап давно мечтал четвертовать этого Вагилида. Во-первых, он, Вагилид, считает, что действительно создан по образу и подобию Божьему. Это само по себе чудовищное преступление, полагал Террап, и не только он один, ибо:

а) о Боге в понимании доисторических запрещено было даже упоминать;

б) говоря так, Вагилид ставил себя в исключительное, верховное положение по отношению к обществу.

Этих двух пунктов достаточно, чтоб четвертовать. Но Фурзд взял Вагилида под свою абсолютную защиту из-за каких-то своих соображений. А с Фурздом Террап не мог не считаться.

Террап ел, ел, и вскоре его мысли оказались поглощены вопросом: возможно ли обойти власть Фурзда? И к концу обеда решил, что это никак невозможно. Окончив трапезу, Террап с отвращением подумал о том, что теперь ему необходимо заняться государственными делами. Предстояло подписать несколько указов, подготовленных ведомствами по здравоохранению, и к тому же ряд указов, касающихся наук, а также черной магии. Все это было сложно, но неизбежно.