– Запомни, отрок, – напутствовал его дед Изя, – человек может все, что захочет.

На зимний солнцеворот Сыч поднял их в полночь и повел на Ильмень. Эльха даже повозмущалась, что в столь жуткий мороз, а было градусов двадцать пять, их волокут лесом, ночью, в одних полотняных рубахах и босыми. Но в общем-то все привыкли к вывертам Сыча, который вроде бы тебя и не трогает, а заставляет сделать такое, от чего, расскажи кому, волосы дыбом. Когда к рассвету они стояли у проруби, Сыч указал на тонкий ледок, затянувший за ночь поверхность воды, и сказал:

– Ныряйте.

Эльха взбеленилась:

– Тащат через весь лес босую и голую, а теперь еще топиться предлагают. Да кто вы такие так со мной обращаться?

Сыч покачал головой и негромко сказал:

– Не бойся, делай. Коль сумеешь сегодня свой страх оседлать, он никогда больше тебе помешать не сможет, наоборот, помощником тебе станет.

КЗ рухнул в воду первым. Ледяная вода обожгла. Тонкая корка льда пошла кусками. Через минуту все, кроме Эльхи, плескались в проруби. Когда они вылезли, Сыч ласково улыбнулся Эльхе:

– Не бойся, человек может все, что захочет.

– И по воде пройти аки посуху? – ехидно поинтересовалась Эльха.

Сыч вздохнул и сердито пошлепал по поверхности воды к противоположному краю. Ступив на лед, он повернулся и выжидающе посмотрел на Эльху. Та захлопнула разинутый рот, сердито зыркнула на глазеющих побратимов и, скинув рубаху, сиганула в прорубь.

К исходу зимы они научились чувствовать друг друга метров с трехсот. Угадывали все загадки и понимали друг друга, беседуя каждый на своем языке: Эльха на иврите, Конрад на немецком, Фил на английском, а Бьерн на норвежском. У Конрада по этому поводу имелась масса гипотез: начиная от взаимодействия электромагнитных полей мозга и кончая информационным полем Земли.

По весне из них поперло что-то первобытное, животное. Однажды поутру Сыч вывел их за ограду и, указав на лес, в котором только появились первые прогалины, сказал:

– Вот вам дом, обживите его, обратно жду на Красную горку, – и ушел в дом.

Они постояли, переглядываясь, потом припомнили: «Человек может все, что захочет» – и разошлись. Через пару дней КЗ, устраиваясь на ночлег под раскидистой сосной, почувствовал, как кто-то из побратимов приблизился к нему. Он подождал немного. Но тот, дав почувствовать свое присутствие, остановился. У КЗ екнуло. Он не торопясь выбрался со своего логовища и пошел в сторону зова. Эльха ждала его, сидя на поваленном дереве. Когда КЗ подошел вплотную, она поднялась ему навстречу, улыбнулась как хозяйка ночи и провела рукой по волосам. КЗ почувствовал, как кровь вскипела в жилах, а девушка скинула платье и потянула его рубашку. Похоже, за ту ночь они до основания растопили солидный сугроб, на который в нетерпении повалились. Утром Эльха ушла, улыбаясь, точно кошка, умявшая тазик сливок. А через неделю вернулась. И до самой Красной горки они расставались лишь на день-два. И, в отличие от той первой отлучки, после каждой последующей Эльха набрасывалась на него с какой-то первобытной жадностью. Но, когда они вернулись, все отступило и незаметно сошло на нет.

Летом Сыч обучал их воинской премудрости.

– Перун – бог воинов и все свои дары защитникам и заступникам земли Родовой вручил, посему прямая наша обязанность всему этому обучиться.

Конрад тут же оседлал своего конька и стал развивать теорию о возникновении Сычовых премудростей от безысходности.

– Нет, вы посмотрите, – горячился он, – со степи волны идут, сначала гунны, потом саксы, потом аланы, все этими местами прошли, да и других народов сотни, что мы не знаем. Кто из них исчез, кого следующая волна с места сдвинула. Саксов вон до Британских островов оттеснили, а славяне удержались. Хазар отбросили, половцев, печенегов, – перечислял он, старательно выговаривая имена народов, известных по зимним сказам старейшины Изяслава, – за счет чего? Вот ведь ответ – Собор Перуна. Создали генерацию воинов, способных малым числом держать степь.