Она осталась с матерью в комнате, в которой провела всю свою жизнь. Она знала здесь каждую фотографию. Вот там, на толстом ковре на полу, она играла в детстве. В этой комнате они с матерью шили или вязали по вечерам, если было хорошее освещение.
Эта ферма и этот дом – ее жизнь.
Почему мать сказала, что ей надо уезжать?
– Неужели ты думаешь, что все это реально? – сердито спросила Делани. – Что бы ни показал анализ, его легко подделать.
– Я понимаю, ты расстроена, – сказала Кэтрин и вдруг переполнилась силой, которой Делани не замечала в ней долгие годы. Ей стало обидно, что это произошло именно сейчас, при таких странных обстоятельствах. – Я тоже расстроилась.
Делани пододвинулась к матери, потянулась к ней и всхлипнула, когда мать взяла ее за руки.
Трудно сказать, кто из них сжимал руки сильнее.
– Послушай меня, – страстно произнесла Кэтрин. – Ты моя дочь. Ты моя. Я взяла тебя из клиники. Я любила тебя. Я вырастила тебя. Моя любовь к тебе даже не обсуждается.
– Но ты сказала… – прохрипела Делани, в ужасе осознав, что плачет. В роду Кларк было не принято плакать. Кларки не закатывали скандалов. Кларки терпели. – Ты сказала ему…
– У меня было странное чувство, – тихо ответила Кэтрин. – Но меня постарались убедить, что у меня просто разыгрались нервы. После я иногда вспоминала то чувство, когда ты, например, пела. Или когда я замечала, что твой подбородок совсем не такой, как у Кларков. У всех Кларков острый подбородок. – Она постучала пальцем по подбородку Делани – круглому и упрямому. – Не важно, что ты не моя родная дочь. Все это мелочи. Я люблю тебя, Делани. Мне хотелось бы увидеться с ребенком, которого я родила, не стану этого отрицать. Но это никогда не изменит моей любви к тебе.
Делани не хотела думать о другом ребенке. О той, которая стала принцессой, по словам Каэтано. Разве можно верить ему на слово? Какое отношение ее размеренная жизнь имеет к принцессам?
Она разбирается в кукурузе, а не в королевской власти.
– Даже если это правда, – сказала она через мгновение, – я не обязана никуда уезжать с этим мужчиной. Я его не знаю. И я не должна выходить за него замуж.
– Не обязательно выходить замуж после одного дня знакомства. – Глаза ее матери заблестели. – Не надо торопиться. Но я думаю, у тебя появился шанс, Делани.
– Какой шанс?
Всю свою жизнь она любила только свою ферму.
– Я знаю, ты любишь эту землю, – тихо сказала ее мать, словно ей было тяжело говорить. – Но я переживаю за тебя. Я слабею, а ты стараешься работать за десятерых. Так нельзя.
– Это земля Кларков, – возразила Делани. – Я найду выход.
– Я уже старая, – настаивала Кэтрин и погладила Делани по руке. – Я с детства ухаживала за этой землей. Иногда я думаю, что было бы неплохо жить в городе, гулять, спать допоздна и поручить уход за коровами кому-нибудь другому.
Сердце Делани быстро колотилось от страха, паники и других, непонятных ей эмоций. Она заставила себя сосредоточиться на словах матери, а не на том, что творится у нее на душе.
– Мама, если это так, почему ты мне никогда об этом не говорила?
– Как я могла тебе сказать? – тихо спросила Кэтрин. – Ты так много сделала для этой фермы. Ты молодая, Делани. Тебе не стоит жить вдали от всех. У тебя больше общего с огородом, чем со сверстниками, и это неправильно.
Делани откинулась в кресле и высвободила руки.
– По-твоему, будет лучше, если я стану подыгрывать незнакомцу, который затеял политические разборки?
– Какая у тебя будет жизнь на ферме? – возразила Кэтрин. – Я никогда не говорила тебе, что ты должна делать. Ты всегда была так решительно настроена. И ты ни разу не спросила у меня совета. Но кажется, сама судьба позаботилась о тебе. У тебя право первородства, Делани. Ты уже знаешь, что это такое. Почему бы не поехать и не повидать другую жизнь?