Матери до меня дела не было в любом случае. Без разницы, рядом я или далеко, а потому у свободолюбивой Лены появилось больше возможностей и меньше контроля. 

Хорошее времечко.                                                                                                                                     

А, учитывая, что деньги мне присылались из России регулярные и серьезные, то еще и безбедное. 

Я посмотрела на себя в отражении стекла, поправила бело-серебристые волосы, улыбнулась. Колечко в носу задорно блеснуло.  Красотка. 

Витя заценит. И татуху мою новую тоже. И тоннели в ушах. Поржу над выражением его физиономии. 

Уезжала девочка-конфетка с длинными русыми локонами и невинным взглядом. А вернулась оторва с короткими белыми волосами, татухами, пирсингом и агрессивным мейкапом. Красота. Отдохновение души, да. 

Больница встретила тишиной и давно забытым запахом медикаментов. Странно, в Германии такого запаха нет. Или я не замечала? Хотя, не то, чтоб я часто там посещала  больницу. У нас имелся семейный доктор, который на дом приходил. 

Толик топал впереди, показывая дорогу.                                                                                          

В палате было чисто, стоял большой телек, передвижной столик, полный еды. И висел густющий табачный смог. 

- Ленок! – Вася, расслабленно валяющийся на больничной койке с сигаретой в татуированных пальцах, подпрыгнул и сел, - нихера себе! Витя, гля, какая! 

Я улыбнулась ему, от сердца прям отлегло. Потому что не может быть все плохо у человека, так шустро прыгающего и так смачно курящего. 

И перевела взгляд на второго мужчину.                                                                                                   

Невысокого, жилистого, седого. С острым пронзительным взглядом и резкими морщинами у губ. 

На нем была наглухо застегнутая рубашка, но я знала, что под ней, в районе плеч, симметрично наколоты две звезды. И еще одна на спине. За это, собственно, он  и получил свое прозвище.
Витя «Три звезды», законник, когда-то гремевший на весь союз как крутой медвежатник, ломщик сейфов, потом, в девяностые, на всю Россию… А сейчас тихий и спокойный пенсионер, неудачно притворяющийся, что все уже давно в прошлом. 

Мой отец.                                                                                                                                     

- Ленкин! А чего сюда? Я же сказал… - тут он глянул на Толика, тот заметно спал с лица, а я торопливо встала на его защиту:

- Это я попросила. Узнала, что Вася заболел.

- Да какой там заболел, - с досадой махнул рукой Вася, - так, кольнуло один раз, и то, наверно, просто геморрой, а этот сразу сюда…

- Да пошел ты, дурака кусок, геморрой… В грудине. Трещишь как дышишь! 

- Да молчи уж, старый… Ленок, иди поцелую! Красивая стала, ух!

Я подошла к Васе, обнялась с ним с огромным удовольствием, потом развернулась к Вите. 
Он смотрел на то, как я здороваюсь с Васей и не успел скрыть странное болючее выражение в глазах. Заметил, что я наблюдаю и ощерился. Приветливо, типа. 

- Ну, как долетела? Надолго? 

Движения ко мне не сделал. Ждал. 

И я подошла сама. Обняла сдержанно. Почувствовала, как вздохнул взволнованно, как дрогнули руки на спине, прежде чем прижать к себе крепче. 

- И я рада тебя видеть, Витя. 

Пальцы сжались сильнее, а потом расслабились. Витя не говорил никогда, что хочет,  чтоб я его отцом называла, не те у нас отношения. Но, наверно, ждал. Я думаю, что ждал. Иначе, для чего это все? 

Витя «Три звезды», всегда свято чтящий закон, запрещавший ворам в законе иметь семью и детей, жениться и вообще обзаводиться какими-либо ценными вещами и привязанностями, соблюдавший его даже тогда, когда весь остальной блатной мир признал прежние представления архаичными и не требующими беспрекословного соблюдения,  прокололся феерически.