Нэнси нахмурила брови.

– Джордж, мы говорим об Оливии.

– Знаю, что об Оливии. – Он взглянул на взволнованное лицо жены и чуть не рассмеялся. – Нэнси, неужели ты воображаешь, что Оливия всю жизнь была эдакой добродетельной паинькой-монахиней? Это она-то, самостоятельная молодая женщина, которая живет одна в своей лондонской квартире и умеет держать язык за зубами! Если ты и вправду так думала, значит ты глупее, чем я считал.

Нэнси почувствовала жжение в глазах.

– Но… но я себе представляла…

– Что ты себе представляла?

– Ах, Джордж, ведь она такая дурнушка.

– Да нет, Нэнси, – сказал ей Джордж. – Она вовсе не дурнушка.

– Я думала, она тебе не нравится.

– Мне – нет, – подтвердил он и развернул газету, кладя конец разговору.

Джорджу было несвойственно высказываться в такой категорической манере. И проницательность ему тоже была несвойственна. Но Нэнси после долгих размышлений в конце концов пришла к выводу, что он, пожалуй, прав насчет Оливии, и, освоившись с новой для себя ситуацией, без особого труда сумела обернуть ее к своей выгоде. Ну разве не шикарно, разве не современно иметь таких блестящих, экстравагантных родственников – совсем как в пьесах Ноэля Коуарда, – которыми можно при случае похвастаться? Нужно только обойти аккуратно сожительство во грехе, а в остальном – чем не тема для светского застольного разговора? «Оливия… ну знаете, моя умная сестрица… это так романтично! Бросила все ради любви. Живет теперь на Ивисе. Дом – ну просто картинка!»

Воображение уже рисовало Нэнси другие восхитительные и, можно надеяться, даровые возможности: «Не исключено, что летом мы все туда поедем на недельку-другую. Хотя, конечно, все зависит от расписания в детском конном клубе. Мы, матери, – рабы конного клуба, не правда ли?» Однако Оливия пригласила только Пенелопу. Та с радостью поехала и прогостила на Ивисе больше месяца, семейство же Чемберлейн приглашения так и не дождалось, и этого Нэнси сестре простить не смогла.


В ресторане было очень тепло. Нэнси пожалела, что надела свитер, а не блузку, но снять его уже не могла и поэтому отпила еще немного охлажденного вина. У нее почему-то дрожали руки.

Сидящая рядом Оливия спросила:

– Ты что, виделась с мамочкой?

– Да, конечно. – Нэнси поставила стакан. – Я была у нее в больнице.

– Ну и как она?

– Учитывая диагноз, прекрасно.

– А это точно, что был инфаркт?

– Точно. Ее пару дней продержали в интенсивной терапии, потом перевели в палату, ну а она выписалась под расписку и уехала домой.

– Лечащему врачу это, должно быть, не понравилось.

– Конечно. Он был очень недоволен. Даже позвонил мне. И он сказал, что она не должна жить одна.

– Ты не считаешь, что нужно выслушать еще чье-нибудь мнение?

– Оливия, он очень хороший врач! – возмутилась Нэнси.

– Обычный сельский терапевт.

– Его это обидит…

– Вздор. Я считаю, что сначала надо устроить мамочке консультацию, а уж потом думать о компаньонке или экономке.

– Ты же знаешь, что она никогда не согласится на консультацию.

– Значит, не надо ее трогать. Зачем навязывать ей общество какой-то неизвестной сомнительной личности, если она хочет жить одна? К ее услугам эта милая миссис Плэкетт, которая приходит три раза в неделю, и соседи, я уверена, с удовольствием будут за ней приглядывать. Ведь она живет там уже пять лет, и ее все знают.

– Но подумай, что, если у нее будет еще один инфаркт, а никого не окажется рядом и она умрет? Или упадет с лестницы? Или это случится в машине, и произойдет авария? Ведь кто-то пострадает, может, даже погибнет?

Оливия не к месту рассмеялась: