Италия неизменно действовала на Дюрера освежающе, хоть он и осуждал моральный облик итальянцев. Его распирало от новостей. Наслушавшись омерзительных сплетен, в основном про причуды и странные наклонности папы Льва, художник лишь больше укрепился в своем уважении к Лютеру. Дюрер рассказал, как папа, удумав заполучить Урбинское герцогство для своего племянника Лоренцо, затеял войну, обошедшуюся в астрономическую сумму – восемьсот тысяч дукатов золотом. Это возмутило некоторых кардиналов, и они вознамерились отравить папу.
– Жаль, у них ничего не вышло, – вздохнул Дюрер.
Расправа над кардиналами была ужасной.
От папы беседа перешла к последней филиппике Лютера в адрес Рима; в ней он называл папу антихристом и, прости господи, «великой бесноватой вавилонской блудницей». Дисмас взял с Дюрера слово, что сегодня в «Жирном герцоге» обойдется без пьяных поношений.
Дюрер с содроганием вспомнил последствия прошлой гулянки: гомерическое похмелье и Агнессу, в неистовом гневе равную Медее. Друзья решили приятно провести время, на этот раз придерживаясь Сократовой умеренности.
За ужином Дисмас рассказал Дюреру про Альбрехта и его шарлатанскую лодку святого Петра. Упомянул он и об озарении, снизошедшем на него по пути в Нюрнберг, и о планах оставить торговлю реликвиями и вернуться в родные края. Он добавил, что эти счастливые мечты припорошены грустью, поскольку теперь приятели станут видеться реже, и пообещал устроить в доме комнату с большим окном, чтобы Дюрер, приезжая в гости, мог там рисовать.
Дюрер заявил, что в кантонах рисовать нечего.
– Кто мне будет позировать? Коровы?
Дисмас отвечал, что обязательно купит громадное зеркало, чтобы Дюрер мог писать свою любимую натуру.
Дюрер расхохотался. Ужин шел славно.
Потом Дюрер сказал:
– Слава богу, Агнесса не послушалась твоего совета и не отнесла деньги этому пройдохе Бернгардту.
– Ты о чем? – удивился Дисмас.
– Ты забрал у него свои сбережения?
– Покамест нет, а что?
Дюрер с ужасом поглядел на друга:
– Я думал… Ты так благодушен… Вот я и решил, что ты успел забрать деньги.
– Я же был в отъезде, Нарс. Только-только вернулся.
– Боже милосердный… – ошеломленно протянул Дюрер.
– Что случилось?
Дюрер подозвал кабатчика:
– Бренди. Две порции, и побольше.
Магнус ушел к стойке.
– Бернгардт в тюрьме, – сказал Дюрер.
– В тюрьме? За что?
– Вроде как за кражу.
– За кражу? Кого он… обокрал?
– Да всех, – пожал плечами Дюрер. – Всех, кто доверил ему деньги, чтоб он их выгодно вложил. Там список о-го-го какой. По крайней мере, ты в неплохой компании. Эрнст, герцог Брауншвейгский. Герлах фон Изенбург-Ноймаген. Бруно фон Изенбург-Бюдинген и прочие Изенбурги. Многие Шварценберги. Георг, герцог Гогенфельский. Ну и всякие Гогенцоллерны – Фрейнар, Генрих, Франц… – Заметив, как побледнел приятель, он решил хоть как-то его подбодрить: – Может, и Альбрехт фон Майнц держал у него деньги? Самое паршивое, что Бернгардт облапошил не только аристократов – на них-то насрать, они просто выжмут еще денег из крестьян и продолжат пить дорогое вино и развешивать гобелены. Говорят, что ему доверили свои деньги несколько монастырей. И Нойштадтский дом призрения. Ну не скотина ли? А еще – Фюртское общество слепых! Одно дело – воровать у толстосумов, – но у слепых?! Какая наглость! В аду его точно ждет теплое местечко… – Дюрер умолк и тронул Дисмаса за плечо. – Ты что, все деньги у него держал?