– И с какой целью это делалось?

– Политика! – Бётгер всплеснул руками, подчёркивая очевидность высказывания. – Пока бо́льшая часть населения считает, что все эти страшилки – просто националистская пропаганда, наши господа с госпожами сидят спокойно. Датчанам сознательно морочат голову, чтобы ситуация с мигрантами не выглядела настолько критичной, какова она на самом деле.

– А что у тебя за источники? – спросила Карен Огорд.

– Двое полицейских со Стейшн Сити и один из Ховедбанен. Они говорят, что факт подтасовки цифр хорошо известен в полиции. Им вообще до смерти надоело иметь дело с бандами иностранцев и заполнять бумажки, и они очень хотели бы предать гласности настоящие цифры.

– Кто-нибудь из них хотел бы высказаться публично?

Бётгер отрицательно покачал головой:

– Никто не осмеливается выступить. Цитировать их нам тоже нельзя. Но у меня здесь реальные цифры.

Он взял небольшой чёрный ежедневник двумя пальцами и помахал им перед Огорд, как маятником.

– Так что задача следующая: сопоставить опубликованную статистику с фактической. И задать вопрос, почему кто-то решил проделать все эти фокусы с цифрами. Пованивает со стороны левых, так что кому-то явно придётся объясниться. И начальнику полиции тоже.

– Хорошо, – кивнула Огорд, слегка смягчившись. – Я не думаю, что эта тема прямо-таки достойна золотой статуэтки, ну да ладно. Возьми её.

Она обратила взгляд к Элоизе:

– Кальдан? А у тебя что?

– Я собираю материал для статьи о посттравматическом стрессовом расстройстве – оно же ПТСР – среди ветеранов. Рабочий заголовок: «Запоздалые жертвы войны». В прошлом месяце с собой покончили три ветерана с ПТСР. Это примечательный рост, сравнивая цифры за этот же месяц в течение последних десяти лет.

Лицо Карен Огорд вытянулось, рот как будто опустился на пару сантиметров.

Элоиза в нерешительности разглядывала своего редактора: тёмные волосы у Огорд были, как всегда, собраны в тугой хвост, жемчужные серьги-гвоздики тоже были на месте. И всё же что-то было… не так. Внезапно до неё дошло, что Огорд была не накрашена. Элоиза не могла припомнить, чтобы хоть раз видела шеф-редактора без макияжа. По-зимнему бледная кожа и уставшие глаза в обрамлении полупрозрачных ресниц делали её похожей на обескровленный труп. Вид у неё был, мягко говоря, не шикарный.

Элоиза отогнала от себя эти мысли и взялась за мобильный. Она открыла СМС-переписку, которую вела с Гердой в начале недели.

– Одна моя подруга работает в Вооружённых силах. Её зовут Герда Бендикс. Она психолог, специализируется на травматических расстройствах, и ей, конечно, нельзя распространяться о пациентах. Но я точно знаю, что один из погибших был её пациентом. Так что она может помочь пролить свет на проблемы вернувшихся с войны солдат.

Элоиза вытащила из сумки лист бумаги – график со статистикой самоубийств среди военных с 2001 года – и протянула его Огорд через стол.

– Подавляющее большинство призывников – совсем молодые люди, которые даже малейшего представления не имеют о том, что их ждёт. А теперь произошло уже четвёртое.

– Четвёртое что? – спросил Бётгер.

– Самоубийство. Не далее как вчера был найден труп молодой военнослужащей, она…

Карен Огорд вскочила.

Элоиза оглядела её с ног до головы. Могенс Бётгер от удивления открыл рот.

– Мне нужно бежать, – сказала Огорд и стала собирать свои бумаги, – я совершенно забыла, у меня… Мы всё обсудим позже, хорошо?

Она попятилась на пару шагов к двери, повернулась, закрывая за собой дверь, и исчезла.

– What the fuck?[10] – сказал Бётгер вслух. Он взглянул на Элоизу. – Странная она какая-то сегодня.