В Ортрисе всегда самомнения хватало, чтоб поднять воздушный шар, но даже ему так полюбился поддельный Рип, что он хотел отвести его к миссис Де Сусса раньше её отъезда. Но мы с Малвени его удержали, зная, что, как ни велико искусство Ортриса, его живопись была всё же поверхностной.
Вот, наконец, миссис Де Сусса назначила день отъезда в Мансури Пахар. Мы решили принести Рипа на станцию в корзине, передать его как раз перед отходом поезда и тогда же получить от неё деньги; всё, как было договорено.
Бог мой, ей давно пора было уехать; пятна на спине собаки требовали множество материала для поддержания надлежащего колера; Ортрису пришлось истратить на краски семь рупий и шесть анна>23 в лучшем аптекарском магазине Калькутты>24.
Тем временем столовский сержант повсюду искал своего пса, а тот сидел на привязи и ярился пуще и пуще.
Раз вечером поезд пришёл со стороны Ховры>25, и мы помогли миссис Де Сусса сесть в вагон, и подали ей около шестидесяти коробок, и, наконец, поднесли свою корзину. Из гордости Ортрис попросился пойти с нами и не мог не приподнять крышку и не показать ей пёсика, который свернулся клубком.
«Ой, – воскликнула чудная дама, – красавчик, какой он миленький!» Тут «красавчик» заворчал и оскалился, поэтому Малвени закрыл крышку и сказал: «Смотрите, мэм, вынимая Рипа, будьте осторожны. Он отвык путешествовать по железной дороге и, вероятно, будет скучать по своей настоящей хозяйке и по своему другу Лиройду; так что на первых порах принимайте во внимание его чувства».
Да, она сделает всё это и ещё больше для милого славного Рипа; она не откроет корзины, пока они не уедут на много миль; она и сама боится, чтобы кто-нибудь не узнал его; мы же истинно добрые, хорошие солдаты, действительно хорошие. И она передала мне пачку кредиток; в это время к вагону подошли её друзья и знакомые проститься с нею – числом не более семидесяти пяти – а мы сразу ушли.
Что стало с тремястами и пятьюдесятью рупиями? Трудно сказать; они растаяли у нас в руках, прямо растаяли. Мы поделили их поровну, потому что Малвени сказал: «Если Лиройд первым познакомился с миссис Де Сусса, то я вспомнил о собаке сержанта; Ортрис же был художником – гением, который создал произведение искусства из безобразного произведения природы. Однако в благодарность за то, что дурная старая женщина не довела меня до мошенничества, я отдал часть денег отцу Виктору>26 на бедняков, для которых он всегда просит пожертвования».
Но мы с Ортрисом смотрели на вещи иначе: он был кокни>27, а я славный малый с далёкого севера. Мы получили деньги и хотели ими пользоваться. И пользовались – недолго.
Нет-нет, мы никогда больше не слышали об этой милой даме. Наш полк пошёл в Пинди>28, а столовский сержант завёл себе другого пса вместо того, что постоянно пропадал и, наконец, совсем потерялся.
Гарм-заложник>29
Как-то вечером, много лет назад, я ехал в военное поселение Миан-Мир>30, чтобы посмотреть любительский спектакль. С задворок пехотных казарм наперерез лошадям выскочил солдат в надвинутой на глаза фуражке, вопя, что он страшный дорожный грабитель. При ближайшем рассмотрении я узнал в нём доброго знакомого и стал уговаривать шутника вернуться назад, в казармы, пока не поймали, но тот, не внимая уговорам, попал под дышло>31 – а я тем временем услышал голоса высланного на поиски патруля.
Мы с возницей устроили солдата в коляске, поторопились отвезти домой, раздели, уложили в постель; наутро он проснулся с тяжёлой головой и совершенно сконфуженным. Когда постиранная форма высохла, а сам он умылся, побрился и поел, я доставил малого с рукою на свежей перевязи в казармы и доложил там, что накануне случайно переехал солдата коляской. Я не стал говорить с сержантом, злым и недоверчивым, а пошёл прямо к лейтенанту: тот был мало с нами знаком.